Ермолка под тюрбаном - читать онлайн книгу. Автор: Зиновий Зиник cтр.№ 12

Тюркских предков у меня в роду вроде бы не было, но с Троцким, вне зависимости от общих еврейских прародителей, нас связывала советская держава, которая была обязана ему своим возникновением. Нет пророка в своем отечестве, потому что пророка обычно изгоняют из собственной страны. В кровавом большевизме и в сталинских чистках можно увидеть и саббатианское завершение хода истории перед наступлением коммунистического рая. Никто не хотел принимать этого лжемессию пролетарской революции — все боялись его как чумы. Лишь страна пресловутой османской автократии, родина Шабтая Цви, готова была дать политическое убежище Троцкому — этому врагу старого мира, несмотря на то что турки-националисты прямо сравнивали роль дёнме в развале Османской империи с ролью евреев-большевиков в русской революции. Мустафа Кемаль Паша (Ататюрк) не побоялся дать убежище еврею-большевику. Это говорит о парадоксальной природе великого политического деятеля турецкой республики, носителя идеалов демократии и либерализма. Я нагло льстил и играл на патриотизме своего собеседника, намекая на то, что тех же благородных идеалов придерживается и он, представитель молодого поколения Турции.

«Так чем я вам могу помочь?» — наконец спросил Мехмет Второй. Я сообщил ему мнение его кузена, лондонского Мехмета Первого, считающего, что в Стамбуле выгоднее купить, чем снимать квартиру. Мехмет Второй подтвердил, что в поисках и покупке недвижимости он действительно сможет мне помочь. Но не на острове Бююкада в Мраморном море, где был дом Троцкого. Выражение лица у стамбульского Мехмета меня обеспокоило: было ясно, что он не является большим сторонником перманентной революции. Если он вообще слышал о Троцком. Я понимал, что говорю слишком много и заведомо много лишнего. Никакого отношения к задаче непосредственного поиска квартиры в Стамбуле Троцкий не имел. Бывший дом Троцкого, сообщил Мехмет, сгорел в тридцатые годы, и там давно пытаются устроить отель. Дом выставлен на продажу за пять миллионов долларов. Я спросил, в каком агентстве по недвижимости он работает. Он сказал: «Я старший следователь отдела уголовного розыска стамбульской полиции».

Совершенно оторопев, я машинально выслушал его инструкции насчет того, что Стамбул кишмя кишит карманными ворами и мелкими жуликами; следует держаться подальше от людных торговых точек и уличных прилавков, где продают отраву и дешевые подделки; он советует не вступать в контакт со случайными прохожими, всякими набоковыми и троцкими, пытающимися обмишурить незадачливых туристов. Он спросил, в каком отеле я остановился, и сказал, что заберет меня завтра с утра, чтобы осмотреть возможные варианты дешевых квартир.

Точно в назначенный час к дверям моего отеля подкатил джип с неясными опознавательными знаками на боку. За рулем был сам стамбульский Мехмет. Но когда я влез на сиденье рядом с ним, я понял, что в машине на заднем сиденье еще и два приятеля Мехмета. Возможно, агенты по недвижимости, риелторы. Не успел я захлопнуть дверь, как машина рванулась с места и понеслась по людным улицам и переулкам, полностью игнорируя дорожные знаки и светофоры. Завывала полицейская сирена. Два агента сзади давали четкие короткие инструкции Мехмету за рулем. Когда мы выскочили на проспект с трамвайной линией и стали мчаться прямо по рельсам, как будто ставили своей задачей столкнуться с трамваем, я стал догадываться, что главная цель нашей прогулки на бешеной скорости по городу — вовсе не поиски дешевых квартир. Все разъяснилось на очередном перекрестке: машина резко затормозила и два приятеля Мехмета выпрыгнули на тротуар, пересекли короткими перебежками площадь и скрылись за поворотом. «Мы преследуем двух карманных воришек, — сказал Мехмет. — Подростки на велосипедах». Они, как выяснилось, скрылись на боковой улице, но его, Мехмета, ловкие напарники перекрыли им все пути. «Они будут пойманы», — заверил меня Мехмет. Это была обнадеживающая новость. С этого момента погоня за карманными ворами закончилась. И начались наши поиски квартир на продажу.

Джип рванулся вперед. Скорость нашего передвижения несколько замедлилась, но расстояние от центра города росло на глазах. Вместо уютного нагромождения баров, ресторанов и кафе замелькали крупноблочные районы, и, поскольку их обветшалый бетонный модернизм напоминал советские пригороды, это было перемещение еще и во времени, в мое российское прошлое. Однако жизнь в этих бетонных джунглях стамбульского пригорода меньше всего напоминала Россию. Это были четырех-пятиэтажные квартирные блоки в духе советских хрущоб, но на крышах и балконах шла жизнь столь же энергичная, что и внизу на тротуарах — среди уличных прилавков, киосков и магазинчиков. Мехмет сообщил мне, что мы едем к агенту по недвижимости, у которого огромный выбор дешевых квартир на продажу. Это кузен Мехмета. И зовут его тоже Мехмет. Кузен моего стамбульского Мехмета управлял своим офисом по продаже недвижимости, сидя на открытой террасе нижнего этажа, на уровне тротуара, как будто это были подмостки, окруженные толпой уличных торговцев, бродячими собаками, ангелоподобными кудрявыми детьми и их матерями, бабушками в черных платках и кузенами. Мехмет-риелтор непрерывно говорил по своему мобильнику, но при этом улыбался и дружелюбно нам подмигивал. По-английски он практически не говорил (переводом занимался Мехмет-полицейский), он лишь периодически повторял, разливая по чашкам жгучий напиток: «Чай? Чай?»

Мы снова выпили турецкого чифиря из крошечных стеклянных чашек-рюмок — в голове у меня начало шуметь. Наконец Мехмет-риелтор произвел на свет, отпечатал и выдал стамбульскому Мехмету список возможных квартир на продажу. Мы допили чай, сели в джип и стали крутиться по разным соседним кварталам. Это было ностальгическое путешествие в советское прошлое. Пыльноватые дворы с акациями, с детской площадкой посредине, в песке возились дети под присмотром бабушек в черном. В списке Мехмета было около десятка квартир. Все они были в квартирных многоэтажках семидесятых годов, где, согласно мусульманскому обычаю, как в мечети, на лестничных площадках перед каждой дверью стояла обувь — всего семейства на этой площадке, от мала до велика. По лестницам летал мусор, с заляпанных стен домов осыпалась штукатурка. В одной из квартир мы увидели группу уборщиц в фартуках и в платках, похожих на русских деревенских теток, они распивали чай, сгрудившись вокруг аппарата, неотличимого от русского самовара — труба была выведена наружу через форточку. Я уже не удивлялся сходству с Россией — достаточно прочесть «Дым» Тургенева (роман, который Достоевский предлагал «сжечь рукою палача»), чтобы узнать, что даже русские лапти были придуманы скандинавами, а самовар — иранцами. Я подымался на четвертые (и выше) этажи без лифта, задыхаясь все больше и больше со своими астматическими легкими, и всякий раз по моему грозному молчанию Мехмет-следователь понимал, что надежда на очередную сделку с кузенами провалилась. Мы вернулись на террасу к Мехмету-риелтору.

Оба Мехмета искренне не могли понять, чем не угодили мне дешевые квартиры в их районе. Зачем, зачем мне центральный Стамбул, этот даунтаун, гнездо разврата, рассадник преступлений и болезней? Зачем платить в десять раз дороже, чтобы жить среди пыли, бензина и шума? Я должен поселиться именно здесь, рядом с ними, меня тут все будут любить и принимать, как родного брата. Оба чувствовали загадочную связь между мной и местным многоквартирным населением. Терраса Мехмета постепенно заполнялась кузенами и кузинами, братьями, сестрами, племянниками и внуками их друзей (кузенов и кузин) с детьми и бродячими собаками. Все это было похоже на семейный праздник — было шумно, весело и тепло от этого неостановимого общения всех со всеми. Все они были красивы и дружелюбны. Все улыбались и говорили «сэлям, сэлям». Количество рюмок с чифирем росло. Они все смотрели на меня, не отрываясь, и в этих темных мерцающих глазах можно было, казалось, утонуть. В мой смятенный и смущенный турецким чаем ум закрадывалась мысль: а не перейти ли мне в ислам? Впрочем, откуда перейти, из какой религии я должен обратиться в мусульманство? Из религии советского коммунизма — ведь другой я не принадлежал? Вот именно: если бы не Троцкий и не русская революция, я бы не оказался здесь, в Стамбуле, и не занимался бы поисками недвижимости как литературным приемом.