Афродита у власти. Царствование Елизаветы Петровны - читать онлайн книгу. Автор: Евгений Анисимов cтр.№ 80

Но случались и забавные челобитчики. В 1753 году Елизавета получила челобитную костромской помещицы Анны Даниловны Ватазиной, жены товарища воеводы Максима Ватазина, уволенного из гвардии прапорщика. Ватазина приехала добиваться для мужа-недотепы майорского чина. Она обивала пороги многих учреждений, так примелькалась всем сановникам, что сенаторы (как она писала) «все отходят смешком», а Петр Иванович Шувалов, к которому она, вероятно, не в первый раз пыталась подойти со своей нижайшей просьбой, прогнал надоедливую просительницу: «Гневается и я испужалась и прозьбы своей не докончила». Но возвращаться ни с чем Ватазина не хотела: «А мне без ранга и мужу моему показатца нельзя». Императрица оставалась последней надеждой упорной провинциалки, которая не пожалела для государыни самого дорогого, что у нее было: «Умилься, матушка, надо мною, сиротою, прикажи указом, а я подвезу Вашему императорскому величеству лучших собак четыре: Еполит да Жульку, Жанету, Маркиза…» Притом, чтобы окончательно убедить императрицу, Ватазина добавляла: «Мужа моего знают, дураком не назовут».

Впрочем, зная, что просьба ее может не дойти до государыни, Ватазина написала письмо и первой даме двора Мавре Шуваловой, слезно прося ее напомнить государыне о своей беде. Однако это письмо ставит под сомнение чистоту помыслов костромской прапорщицы: «А что, государыня-матушка, касается до собак, то истинно кой час приеду в Кострому, Жулию вам пришлю, а Еполита, матушка, обещала я его превосходительству Василью Ивановичу Чулкову. Еще же, милостивая государыня-матушка, муж мой пишет ко мне: достал такого славного кобеля, которого по всей Костроме лучше нет, и тем вам услужу… Не оставь бедной просьбы, чтоб я бедная, приехала в Кострому вашей высокою милостию во славу, а не посмешище…» Кому еще из высших сановников империи были обещаны костромские собачки, неизвестно, но под конец письма следует «страшная угроза»: «А ежели вы, государыня-матушка, милости не покажите, то, приехавши в Кострому, всех собак переведу и держать их у себя не буду, коли они, проклятые, бещасны».

Во дворцах Елизаветы, да и ее знатных сановников, жить было неуютно. Екатерина II пишет о дворцах, в которых ей приходилось жить, как о бестолково спланированных помещениях, большей частью проходных; по их залам гуляли страшные сквозняки. В щели в стенах, в окна и двери, через прогнившие переплеты окон прорывалась стужа. Летом в дворцовых покоях было невыносимо душно, зимой — дымно от неимоверно чадящих печей.

Многие здания строились второпях, из плохих материалов. Выше мы упоминали, что Екатерина II и ее муж — наследник престола Петр Федорович — чуть было не погибли ночью в Гостилицах под Петербургом, в роскошном доме графа Алексея Разумовского. Гости спаслись только благодаря бдительности часовых, вовремя заметивших, как начинает скрипеть и медленно разваливаться огромный дом. «Едва мы, — пишет Екатерина, — переступили порог, как дом начал рушиться, и послышался шум, похожий на то, как когда спускают корабль на воду». Осевшее здание раздавило своими обломками шестнадцать слуг, спавших в его нижних помещениях.

Нередко случались и пожары в дворцовых помещениях. Их причиной, как правило, становились неисправные печи или небрежность истопников и слуг. Не раз и не два слуг предупреждали, «чтоб стерегли от огня и в окна головень и угольев с огнем выкидывать никого не допускали», но все напрасно — в 1753 году от такой головни загорелся и со всем добром погиб в пламени Яузский дворец цесаревны. Если истопники рано закрывали трубы (чтобы лишний раз не беспокоить господ и самим не торчать в прихожей), то у господ появлялась возможность досрочно отправиться на тот свет от воздействия угарного газа. Как вспоминает Екатерина, «печи были до того стары, что, когда их топили, насквозь был виден огонь — так много было щелей, и дым наполнял комнаты, у нас у всех болели от него голова и глаза».

Ко всему прочему нужно добавить, что императорские дворцы не были обставлены мебелью, поэтому всю обстановку каждый раз перевозили туда, куда переезжала императрица и двор. В дороге драгоценные зеркала, комоды, кровати бились и ломались. Постоянной мебели не было даже в двух петербургских главных дворцах — Зимнем и Летнем. Наконец, отсутствовали элементарные гигиенические удобства (кроме ночных горшков для членов царской семьи и сугроба или куста под окном для всех остальных придворных и сотен слуг). Зимой и летом сени служили как бы импровизированным отхожим местом, и войти в них со свежего воздуха было тяжелым испытанием для каждого.

Сущим наказанием для обитателей дворцов были полчища живших в них разнообразных паразитов. Наши предки отличались изрядной нечистоплотностью, и это касалось и двора, и народа. Отсылая читателя к главе из воспоминаний француза Ш. Массона под характерным названием «Дамы и вши», отмечу, что в елизаветинское время во дворце было нисколько не чище, чем в описанный очевидцем век Екатерины Великой. Вши были у всех, они беспрепятственно переползали от слуг к господам, с дам на кавалеров и наоборот. От регулярных частых бань обычно было мало проку, если при этом одевались в то же самое, снятое перед мытьем белье. Вши становились причиной заразных болезней. Блохи резво прыгали по ослепительным паркетам из ценного дерева, гнездились в щелях и язвили самые прекрасные тела. Их ловили специальными блохоловками. Эти произведения искусства из слоновой кости, золота или серебра представляли собой трубочки со множеством дырочек. Снизу трубочка была запаяна, а в верхнюю часть вворачивался стволик, намазанный кровью или сиропом, чтобы блохи, попав в трубочку, прилипали к нему. На цепочке блохоловка вешалась на шею дамы. После бала трубочку опускали в воду — так топили злодеек. От клопов также не было спасу: считается, что балдахины над кроватями возводились для того, чтобы клопы хотя бы не падали с потолка прямо на лицо.

Конечно, с паразитами боролись разными народными и заграничными средствами — порошками, травами. Тараканов морили холодом, открывая в лютые морозы окна и двери помещений, клопов казнили, обливая щели крутым кипятком. Сложнее было с мышами и крысами — их беготня, шуршание и писк за гобеленами и по углам беспокоили и пугали государыню. А этих тварей было очень много. Екатерина II вспоминала, что самым потрясающим зрелищем во время пожара Яузского дворца было несметное количество крыс и мышей, которые, несмотря на суету слуг, выносивших на улицу мебель и вещи, «спускались по лестнице гуськом, не слишком даже торопясь». В связи с засильем грызунов появилось несколько императорских указов о поощрении дворцового котоводства в России. 27 октября 1753 года Дворцовой канцелярии было предписано для Зимнего дворца «набрать… кошек до трехсот и, посадя оных в те новосделанные покои, в немедленном времени прикармливать и как прикормлены будут, то в те покои распустить, чтоб оные по прокормлении разбежаться не могли, которых набрать и покупкою исправить от той канцелярии и то число кошек содержать всегда при дворе Ее императорского величества непременно».

Через год в новом указе последовало уточнение: кошкам говядину и баранину более не отпускать, а «велеть для помянутых котов… отпускать в каждой день рябчиков и тетеревов по одному». С чем было связано изменение меню котов — науке неизвестно. Впрочем, с некоторыми из хвостатых «подданных» у государыни сложились хорошие отношения. Так, дважды было публично объявлено, что «сего апреля 3-го из Комнаты Ее величества пропал кот серый, большой, а приметы у него — лапы передние серые…».