В принципе, оценкам, что тут половина молодежи на игле, поверить можно. Вон двое чад сидят на скамейке — глаза осоловевшие. Им хорошо. Явно укололись, сопляки. Им лет по четырнадцать, не больше.
С ревом на пригорок взмывает мотоцикл с оловянноглазым пацаном лет шестнадцати — как он не свернет себе шею? Когда-нибудь свернет… На тот же пригорок алкаш катит коляску, наполненную бутылками. Она катится с трудом, упорно цепляясь за камни. И алкаш начинает на нее страшно материться, как на опостылевшую жену. По нему видно, что он с удовольствием избил бы ее, если бы не знал наверняка, что тележке до фонаря — она железная, только руку отобьешь…
Все, хватит любоваться провинциальными нравами. Дом шестнадцать — вот он. Около него стоит наша машина.
Я вошел в вонючий подъезд с выдернутой из стены проводкой, исписанными потолками и сгоревшим лифтом. Поднялся пешком на восьмой этаж — хорошо, что еще в спортивной форме. Местным жителям, особенно в возрасте, у которых лифты пожгли местные малолетние юмористы, подниматься, наверное, ох как нелегко.
Вот и квартира. Дверь незаперта. Оттуда хай, женский писк, голоса.
Я вошел. Все были в сборе — и наши, и задержанные. Крик, визг, слезы, сопли — все было привычно.
К двум повязанным девкам лучше всего подходило название — телки. Притом те телки, которые по возрасту и весу ближе к настоящим коровам. Каждая — килограмм под сто весом. Одна сидела, размазывая обильную косметику по щекам и рыдая в три ручья. Вторая тупо молчала, как буренка в стойле.
Та, что рыдала в три ручья, — это и была Люська, которую наркоманы прозвали Свинотой — она банковала с квартиры и славилась кулацкой жадностью.
Однокомнатная квартира была вся забита умопомрачительным барахлом — пуфики, диванчики, разрисованные подносы на стенах, репродукции. Безвкусица царила страшная.
— Что у вас тут произошло? — спросил я Арнольда.
— Эта тварь… — Он покачал головой и показал на вырванный с мясом рукав. — Терентий, новая куртка, а…
— Излагай.
Провалилось мероприятие по-дурацки. Наши подъехали ко двору, вышли из машины, проинструктировали в последний раз Рока, он отправился в подъезд, и тут оттуда вырулили две девки. Чего их на улицу вынесло? Свинота обозрела сразу всю картину, тут же отнюдь не телячьим чутьем просекла, что к чему, и двинула с подружкой прочь.
— Стоять! — заорал Арнольд.
Крик этот прозвучал отмашкой в спортивном беге с препятствиями. Необычайно резво для своей комплекции Свинота с подружкой припустились бежать, как наскипидаренные бегемотики. Их настигли.
— Милиция! — проорал Арнольд.
И тут началась коррида. Джентльменам дам бить неудобно. Дамы же брыкались, как взбесившиеся кенгуру. А Свинота издавала визг, как сирена оповещения о воздушной тревоге.
Рукав Арнольду оторвали сразу, когда он только руку потянул к Свиноте. И пошла куча-мала. Тут, как по заказу, появилась патрульная машина.
— ОБНОН! — крикнул Асеев, показывая жетон, похожий на звезду шерифа, — их нам недавно выдали, и указал на девок. — Взять!
Патрульные попались хилые. Они навалились на Свиноту. А дальше, говорят, зрелище было достойное кинематографа. Свинота вращается, как ротор, а патрульные по инерции разлетаются по кустам.
Дальше терпеть подобное было невозможно. Асеев залепил Свиноте такого пинка, что она устремилась вслед за патрульными. А Асеев невежливо заломил ее подружке руку. На пухлых руках щелкнули наручники.
У Свиноты при себе был героиновый «чек» — его в присутствии женщин-понятых изъяла, как положено по правилам, Татьяна. И на хате нашли немножко наркоты.
— Арнольд, тебе вообще нельзя на задержания ездить, — усмехнулся я, выслушав эту историю.
— Источник повышенной опасности, — поддакнул Галицын.
Это верно. Арнольд при задержаниях постоянно попадает в какие-то истории, которые потом передаются из уст в уста и становятся анекдотами.
Ох, какие сцены украсили историю нашего отдела… Приоткрывается дверь наркопритона, Арнольд с криком «милиция!» разбегается, дверь захлопывают, и он размазывается по ней мордой…
Мы едем с ним на машине, по улице беззаботно фланирует под дождем барыга, которого нужно взять.
— Я выскакиваю, бью по ногам, заваливаю, — возбужденно потирает руки Арнольд.
Я торможу. Арнольд выскакивает. И пропадает.
Оглядываюсь — нет Арнольда, один барыга стоит. Ну все, думаю, убил, гад, боевого товарища. Пистолет выдергиваю:
— Руки на капот! — ору, целясь в чурбана.
Тут Арнольд появляется:
— Все в порядке.
Оказывается, он выскочил из машины, поскользнулся и плюхнулся в самую глубокую на улице лужу. Чурка-барыга над ним нагнулся и спрашивает с сочувствием:
— Молодой человек, вам помочь?..
А еще раз на улице брали троих барыг на тачке. Арнольд сидел в засаде. Даю приказ — задержание. Барыга врубает мотор, пытается тронуть машину с места. Арнольд выскакивает из укрытия и мчится навстречу. Хотел продемонстрировать коронный номер — вскочить на капот и вышибить ногой лобовое стекло. Разбежался, как локомотив. Князь тем временем барыге по балде съездил, выдернул ключ из гнезда, машина заглохла. А Арнольд остановиться не может — скорость большая. По инерции тыкается в машину, бьет ногой в бампер и кричит:
— Стоять, сука!..
И вот теперь этот рукав злосчастный.
— Ай, что будет, что будет, — надрывалась Свинота, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону.
— Чего надрываешься? — спросил я. — Не хочется в тюрьму?
— Не хочу-у-у!
— Сама колешься?
— Не колю-ю-юсь!
— Просто торгуешь?
— Мужа кормить надо. Дочь надо кормить! Ай, что буде-е-ет!
— Скажешь, где оптом берешь, — помилуем, — кивнул я.
— Ай, скажу. Ай, скажу… Ноги целовать буду, если выпустишь… Ай, что буде-е-ет!
— Все, прикрой фонтан, — велел я. — Рассказывай, где «геру» берешь.
— У Софы. Таджикский «гера». У нее еще дешевле, чем у таджиков.
— Почему? — поинтересовался Асеев.
— У Софы знакомый — Пистон, он на какого-то Моджахеда работает. Хранит наркоту, которую таджики привозят. Ну и с веса получает…
— Что, втихаря бодяжит таджикский «герыч»? — удивился я.
— Ага-а…
— Значит, самого Моджахеда накалывает?
— Да-а-а.
— Моджахед ему голову-то отрежет, — усмехнулся я. — Откуда ты это знаешь?
— Как — откуда? — удивилась Свинота. — Софа под Пистоном лежала. Все знает.
— Как Пистона звать? Фамилия?