Наблюдение за домом генерала, без сомнения, не мешало аббату говорить с Кожолем. Он тихо спросил приблизившегося графа:
– Господин Кожоль! Можно узнать, по какому случаю решились вы войти сюда через окно?
– Господин аббат! Ведь я ваш сосед. Я занимаю здесь комнату с сегодняшнего утра, так как счел благоразумным оставить гостиницу «Страус».
– Почему?
Опуская известные подробности своей встречи, подробности, которые, по его мнению, оскорбили бы целомудренные уши духовного лица, граф рассказал о записке без подписи, о свидании, в котором он невольно занял место Ивона, о сцене, происшедшей между Еленой и Баррасом, о бегстве через Люксембургский сад.
Только в этом месте своего рассказа Пьер несколько покривил душой, потому что описал только бегство от преследования, но умолчал о своем пребывании у Пусеты.
Не переставая смотреть через лорнет, аббат слушал рассказ со вниманием.
– Так значит, господин Бералек уже видел эту женщину перед балом в Люксембургском дворце, куда я его послал?
– Как кажется – да. Потому что в разговоре, который я подслушал из соседнего будуара, Баррас напоминал Елене об ее обмороке при виде того молодого человека, имени которого он не знал.
– И, следовательно, Баррас, мучимый ревностью, покусился на убийство нашего друга, когда тот покинул бал?
– Нет, аббат. Ивон пал под ударами той тайной стражи, которая, как вы угадали, приставлена к этой женщине.
– Но кто же она? Откуда она? – пробормотал аббат.
– Средство узнать это есть, и очень простое. Так как Бералек был знаком с ней прежде, то нужно спросить его… и если вы меня уполномочите пойти к нему…
– Нет, – прервал его аббат сухо. – Ваш друг, конечно, там, где ему должно быть. Он нам будет гораздо более полезен, находясь у этой продавщицы косметических товаров, чем в Люксембурге, и я желаю, чтобы ничто не помешало той безмерной услуге, которую он окажет нашему делу…
И аббат прибавил с улыбкой:
– …Он сделает это, без сомнения.
Заканчивая фразу, аббат, не перестававший наводить лорнет на дом Бонапарта, радостно встрепенулся и воскликнул невольно:
– Ну, видите?.. Я в этом уверен!.. Вот уже один… другие идут следом.
При этом взволнованном восклицании аббата Пьер тоже взглянул на аллею, ведущую в дом Бонапарта: он заметил тень человека, направлявшегося к дому.
Не прерывая своих наблюдений, аббат вновь заговорил.
– Граф Кожоль! Безусловно, мне нужно узнать, кто эта женщина в Люксембурге, и я возлагаю на вас поручение доставить мне эти сведения.
После удовольствия видеть Ивона для графа ничего не могло быть приятнее этой миссии, потому что он чувствовал, что уже без ума влюблен в Елену.
– Хорошо, господин аббат! – радостно воскликнул он.
– Это развлечет вас больше, чем пребывание в этой «гостинице Спокойствия», где нет совершенно никаких удовольствий.
– Э! э! – произнес лукавый Кожоль. – Я не совсем согласен с вами в этом, дорогой аббат.
– Что вы хотите сказать?
– А то, что развлечения здесь не так редки, как вы предполагаете. Во-первых – как и делает некто, кого я знаю – можно доставить себе удовольствие, высматривая, что происходит у соседей.
При этом намеке на его любопытство аббат опустил лорнет и сурово сказал:
– Служба королю, господин граф, – и глубоко и грустно вздохнул. – О! – сказал он с выражением отвращения. – Вы видите, как иногда лучшие изобретения могут быть использованы для дурных дел. Я хотел оказать благодеяние, а вы меня обвиняете в фабрикации какой-то… как вы ее называете?
– Адской машиной, господин аббат.
– Адская машина?.. Но для какой цели? Против кого? Великий Боже! О! Нет, я даже и не думал об этом. Ах! Как быстро рождаются дурные предположения. Судите же. Мне сказали об одном рабочем, добром малом, отце семейства, находящемся в глубокой бедности… Прямо предложить этому человеку денег – нечего было и думать, потому что он рьяный республиканец и отказался бы от этого подаяния… да, он бешеный республиканец, но, по моему мнению, в несчастье не должно существовать враждебных партий… И вот я нашел более честное средство облегчить положение этого человека – дав ему работу.
– И с этой целью вы заказали ему взрывающийся бочонок?
– Да послушайте же, мой милый друг! Ведь он фейерверкер. Не мог же я требовать от него шитья сапог. А когда я с ним говорил, то… я рассказывал – не помню, какую-то смешную историю…
– Да, историю – как подорвать замки, вместо того чтоб их разбирать.
– Совершенно верно, и это потому, что мой парень изобрел эту машину и она обещает ему лучшие дни в будущем… вот единственная цель, которую я преследовал.
Кожоль сильно развеселился, видя как аббат отражал его обвинения.
– Вы мне позволите задать один вопрос! – сказал он.
– Что еще?
– Пусть так. Умолчим об этом развлечении. Но я могу сказать вам о другом… гражданин Томассэн.
Слыша, что Кожоль называет его именем, выдуманным им для Шевалье, аббат вздрогнул.
– Что это значит? – пробормотал он.
– Это значит, господин Монтескью, что нужно осмотрительнее избирать место, где хочешь провести известные работы, например, такие, которые шли два часа назад в этой комнате.
– Да ведь хозяин этой гостиницы – один из наших, я нисколько не опасаюсь его, – отвечал аббат, которого изумление лишило привычной серьезности.
– Очень хорошо. Но разве вы можете оградить себя от вероломного наушничества какого-нибудь обитателя соседней комнаты, у которого есть в стене хитрое отверстие, просверленное в перегородке, например, любопытным или ревнивым мужем, желавшим накрыть свою жену в этой комнате с каким-нибудь повесой?
– Как! Такое отверстие существует?
– Да, и оно до того удовлетворительно, что я из соседней комнаты слышал весь ваш разговор с фейерверкером и не упустил ни одного слова из лекции, которую вы прочли насчет установки и действия адской машины.
Преодолев замешательство, Монтескью произнес с сильным изумлением:
– Адская машина! Да где же вы видели адскую машину, мой милый граф?
– Но я льщу себя надеждой, что вы не заставите меня принимать за музыкальную табакерку этот наполненный порохом бочонок, в котором ружейное огниво должно произвести взрыв? Если вы при этом руководились единственной целью дать этому рабочему задание, то, раз уже машина сделана, вы должны на этом остановиться.
– Да. Так что же?
– Тогда зачем же заставлять его покупать порох, если бочонок есть только предлог к работе? Его должность не состоит в покупке пороха, и этому человеку… он не думает извлечь из этого выгоду, этот республиканец, как вы его называете?..