— Загляни в колодец, — посоветовала она.
Ее голос был подобен хриплому карканью, больно резавшему слух. Рапсодия взглянула на Эши, и он кивнул. Они зашагали к помосту.
— Не ты, — прорычала Мэнвин, повернув к Эши свои зеркальные глаза. — Ты должен подождать. Будущее прячется от того, кто не виден Настоящему.
Рапсодия сглотнула и подошла к колодцу. Она вспомнила рассказы Ллаурона про Мэнвин — самую непредсказуемую и самую безумную из всех сестер. Она не могла лгать, но иногда истинные пророчества ужасно походили на бред безумца. Кроме того, пророчества часто оказывались двусмысленными или непонятными, что делало Мэнвин весьма ненадежным источником знаний о Будущем, хотя и лучшим из всех существующих. В любом случае, она оставалась единственной надеждой для тех, кто искал ответы на свои вопросы.
Набравшись мужества, Рапсодия подошла к колодцу и заглянула в зияющее бездонное отверстие в полу. В темноте подходить к нему было опасно, неровные края смутно вырисовывались в тусклом свете. Пророчица указала на потолок.
Только теперь Рапсодия обратила свой взгляд к куполу — темный, как ночь, то ли по замыслу архитектора, то ли здесь не обошлось без магии, он был усеян звездами или их изображениями, мерцающими сквозь дымку движущихся облаков. Она почувствовала, как ветер дергает ее за капюшон, и поняла, что каким-то образом оказалась вне храма, посреди громадного поля, вдвоем с прорицательницей. Падающая звезда прочертила небо огненным всполохом, ветер усилился.
— Рапсодия, — голос Эши прервал ее размышления, она оглянулась и увидела смутные очертания его плаща в сумраке храма.
Потом она повернулась к Мэнвин, и все стало таким же, как в тот миг, когда они вошли, вот только на лице прорицательницы появилось раздражение. Она поднесла секстант к глазу, направив его на темный купол, а потом указала на колодец.
— Посмотри внутрь, чтобы узнать назначенное время и место, — сказал она.
Рапсодия сделала глубокий вдох — она ведь еще не успела задать вопрос — но, не говоря ни слова, вновь посмотрела в колодец, где возникла картинка. Когда она окончательно прояснилась, Рапсодия разглядела женщину лиринской расы с посеревшим от боли лицом, она была беременна. Прижимая руки к огромному животу, женщина остановилась, чтобы отдохнуть.
Со стороны купола донесся необычный скрипучий звук, и Рапсодия посмотрела вверх. Звезды перемещались, менялась широта и долгота; Рапсодия успела заметить первоначальное расположение звезд. Вне всякого сомнения, Мэнвин показала ей место, где она найдет женщину.
— Когда, бабушка? — почтительно спросила она. Мэнвин расхохоталась неприятным клокочущим смехом, от которого у Рапсодии похолодела спина.
— Одна душа отправится в последний путь, когда появится другая, через одиннадцать недель после сегодняшней ночи, — ответила прорицательница, и изображение в колодце исчезло.
Мэнвин смотрела ей за спину, и Рапсодия повернулась к приближающемуся Эши, который успел снять капюшон.
Триумфальная улыбка появилась на лице прорицательницы, она показалась Рапсодии жестокой. Мэнвин смотрела в лицо ему, но обратилась она к Рапсодии:
— Я вижу противоестественного ребенка, рожденного в результате противоестественного акта. Рапсодия, тебе следует опасаться рождения ребенка: мать умрет, но ребенок будет жить.
Рапсодия побледнела. Теперь она поняла, что имел в виду Эши, когда говорил о неясных пророчествах. Имела ли в виду Мэнвин какую-то женщину лиринской расы или ее саму? Рапсодия хотела спросить, но язык отказывался произносить нужные слова.
— И что же это значит? — резко спросил Эши. Рапсодия ни разу не видела его таким рассерженным. — Зачем ты играешь с нами, Мэнвин?
Руки Мэнвин метнулись к огненно-рыжим волосам, она погрузила пальцы в спутанные пряди, уставилась в потолок, улыбаясь и напевая мелодию без слов, а потом бросила на Эши короткий взгляд своих невероятных серебристых глаз.
— Гвидион, сын Ллаурона, твоя мать умерла, дав жизнь тебе, но мать твоих детей не умрет при их рождении. — И она вновь разразилась безумным хохотом.
Эши коснулся плеча Рапсодии.
— Давай уйдем отсюда, — тихо предложил он. — Она сказала тебе то, что ты хотела узнать?
— Я не уверена, — ответила Рапсодия.
Ее голос дрожал, хотя она не чувствовала страха.
— Гвидион, ты попрощался с отцом? Он умрет в глазах всех, чтобы жить, невидимый никем; ты двояк, однако вы оба пострадаете и выиграете от его живой смерти. Горе тому, кто лжет человеку, знающему цену правды, Гвидион; именно ты заплатишь за его вновь приобретенную силу.
— СКЛЕРИВ! — прорычал Эши, меняя оттенки голоса. Рапсодия еще никогда не слышала, чтобы он так говорил; слово прошло сквозь нее, точно нож.
Рапсодия скорее почувствовала, чем поняла, что оно означает: «Замолкни!» — и на этом языке близко к серьезному оскорблению. Речь, естественно, шла о языке драконов.
Эши покраснел. Рапсодия увидела, как начала пульсировать вена у него на лбу.
— Больше ни слова, безумица со змеиным языком! — закричал он.
Рапсодия ощутила, как холодеет ее кожа, дракон, сидящий внутри Эши, сворачивался в кольцо. В нем было устрашающее спокойствие и невиданная энергия, одно присутствие которой обратило руки и ноги Рапсодии в лед. Она вспомнила, что Мэнвин — дочь дракона, и ее сердце мучительно сжалось. Она взяла Эши за руку.
— Пойдем, — решительно прошептала она и потянула его за собой.
Он сопротивлялся, выведенный из себя словами Мэнвин. Рапсодия почувствовала, как ее охватывает паника. Мэнвин встала на колени и начала голосить, изо рта у нее вырывался модулированный вой, от которого задрожал фундамент ротонды, с потолка посыпалась пыль и куски камня.
Рука Эши крепко сжала ладонь Рапсодии, глаза остановились на визжащей прорицательнице. Рапсодия чувство вала, что он ускользает от нее, полностью сосредоточившись на своей сидящей на помосте противнице, раскачивающейся над бездонным колодцем. Стало трудно дышать, воздух был полон пыли и напряжения. Земля дрожала у них под ногами, и Рапсодии показалось, что купол сейчас вспыхнет.
Она еще сильнее дернула Эши, но он даже не заметил этого. Тогда Рапсодия сделала глубокий вдох и пропела его имя низко и негромко, добавив свою ноту к пронзительному воплю Мэнвин. Новый звук прокатился по ротонде, разбив вопль Мэнвин, и на несколько мгновений наступила тишина. Эши заморгал, Рапсодия воспользовалась его замешательством и потащила прочь, а им вслед летел истерический хохот Мэнвин.
Только преодолев половину пути до городских ворот, они перестали бежать. Эши ругался себе под нос, проклиная всех и вся на множестве самых разных языков и диалектов. Рапсодия пыталась не обращать внимания, но его брань завораживала.
Наконец они оказались у большого высохшего колодца и присели перевести дух в жарком воздухе умирающего лета. Рапсодия дрожала от усталости. Немного придя в себя, она бросила на Эши сердитый взгляд.