Критическая масса. Как одни явления порождают другие - читать онлайн книгу. Автор: Филип Болл cтр.№ 163

Примерно то же самое можно сказать о проблемах, связанных с накоплением ядерных арсеналов во время «холодной войны». Теория игр и игра в «Дилемму заключенного» были тогда очень популярны в Пентагоне, но все отдавали себе отчет в том, что стратегия «зуб за зуб» приносит успех лишь при многократном проигрывании ситуаций, а при единичных столкновениях, характерных для военных действий, она может привести и к поражению.

Джон Локк выражал надежду, что стратегия «зуб за зуб», применимая, по его мнению, в «естественном» состоянии человечества, будет изжита в цивилизованном обществе, и на смену ей придут закон и правосудие, которые избавят индивида от необходимости брать на себя миссию мстителя за личную обиду. Члены варварского общества не имели возможности оградить себя от обидчиков мягкими методами, например, изолировав их, вследствие чего единственным ответом на насилие оставалось само насилие. Таким образом, наказания для нарушителей социальных норм необходимы для установления общественного мира и спокойствия. В этом свете результаты экспериментов со стратегией TFT представляются естественными и ожидаемыми, однако повторю, что эта простая модель не помогает (и не может помочь) в решении проблем, связанных с формой наказаний. Разумеется, она не может подсказать нам и способы перевоспитания грешников.

Полезность игры в «Дилемму заключенного» для нас обусловлена прежде всего тем, что она позволяет избавиться от мрачного пессимизма Гоббса, не прибегая к малообоснованным оптимистическим доводам Локка. Модель еще раз доказывает, что сотрудничество вполне возможно даже в жестоком мире, лишенном альтруистических начал и принципов. В этом смысле она позволяет нам увереннее вглядываться в наше будущее и не впадать в отчаяние при размышлениях о природе человека. Мне бы хотелось закончить эту главу высказыванием Карла Поппера: «Мы должны двигаться к истине медленно и осторожно подобно тараканам, тщательно ощупывающим землю на их пути»¹³.

Философы и писатели создали множество разнообразных утопий, возможно, все, какие только может вообразить человек. В некоторых из них торжествуют социализм и равенство, в некоторых — иерархия и диктатура. В одних злодеи истребляются, в других люди вообще не совершают преступлений. Иногда такими обществами управляют мужчины, иногда — женщины, иногда представители противоположного пола просто

отсутствуют или изгоняются. Впрочем, в жизни большинства придуманных сообществ секс играет очень важную роль. Фактически все авторы демонстрируют, что они не согласны с доктором Панглосом, персонажем Кандида Вольтера, утверждавшим, что мы живем в лучшем из миров, и это можно легко связать с особенностями самого жанра, поскольку одно из определений слова утопия — «страна, которой нет».

В истории было не так уж много попыток воплотить утопию в жизнь, и все эти начинания заканчивались трагически или даже убого. Например, гражданская война в Англии XVII века, ставшая поводом для написания Левиафана, привела к появлению так называемых диггеров, группы коммунистически настроенных радикалов. Под руководством Джеррарда Винстенли они в 1649 году начали самовольно обрабатывать заброшенные земли, стремясь победить нищету, охватившую практически все сельское население Англии. Их колония была разгромлена землевладельцами и армией Кромвеля, через год движение сошло на нет.

Значительно более известней благородный эксперимент Роберта Оуэна, основавшего в начале XIX века социалистическую коммуну в Нью- Ланарке (Шотландия). Коммуна не пережила своего харизматического основателя и погибла под безжалостным давлением индустриализации в Викторианскую эпоху. (Интересно, что кооперативные сообщества, основанные на принципах Оуэна, оказались более жизнестойкими.) Крупнейший эксперимент в области социализма начался с Октябрьской революции 1917 года в России, организаторам которого тоже нечем было бы похвастаться в наши дни.

Маркс и Энгельс принципиально отвергали все утопии других авторов и считали такие работы глупыми фантазиями, поскольку верили, что их собственное учение о неизбежности гибели капитализма и торжества социализма основано на строгом научном подходе. Увы, но с современной точки зрения марксизм тоже представляет собой всего лишь очередную утопию об обществе, которое его авторам кажется правильным и желанным. Многие социалисты, в частности, биолог Джулиан Хаксли, в 1930-е годы увлекались идеями евгеники, до тех пора пока они не стали частью ужасной утопии, провозглашенной в Майн кампф.

По-видимому, именно в этом состоит основная проблема всех утопий: их авторам никогда не удается предугадать, чем закончится развитие предлагаемых ими идей. В человеческой природе есть нечто непредсказуемое, постоянно приводящее к самым неожиданным последствиям любые, самые тщательно продуманные планы. Известный критик Джон Карей как-то прошелся по поводу утопий, что «все они, в большей или меньшей мере, исключают из рассмотрения поведение и стремления реальных людей»¹. Значительная часть утопий «населена» очень умеренными и пассивно счастливыми людьми, среди которых сами создатели утопий, чаще всего диссиденты и бунтари по характеру, выглядели бы инородным телом и скорее всего были бы отторгнуты. То же характерно и для антиутопий, таких как О дивный новый мир Олдоса Хаюсли, в котором животная пассивность общества достигается за счет методов биойнженерии, свободного секса, доступных наркотиков и множества бездумцЫх развлечений. Конечно, на это можно возразить, что в основе традиционной микроэкономической теории тоже лежит некая утопическая идея, поскольку реальные люди заменяются всеведущими бездушными автоматами, «рациональными максимизаторами» прибыли на рынке, который таким-образом приходит к мифическому равновесию.