Дуэль нейрохирургов. Как открывали тайны мозга, и почему смерть одного короля смогла перевернуть науку - читать онлайн книгу. Автор: Сэм Кин cтр.№ 49

Слева: Джон Хеменс, фермер из Южной Дакоты, который страдал акромегалией, до развития симптомов болезни. Справа: Хеменс перед операцией Харви Кушинга.

Когда Хеменс пришел в себя, он лишился обоняния, но застарелые головные боли исчезли вместе с ноющей болью в глазах, а опухоли лица и рук вскоре значительно уменьшились. Кушинг объявил лечение успешным.

К сожалению, облегчение было недолгим, и через год многие симптомы Хеменса вернулись обратно. Тем не менее результат воодушевил Кушинга: еще никто в мире не занимался лечением расстройств шишковидной железы. Поэтому Кушинг продолжал двигаться вперед, проводя еще более смелые операции.

В 1912 году он даже решился пересадить шишковидную железу от мертвого младенца коматозному мужчине из Цинциннати, чья железа была разрушена кистой, в последней попытке спасти жизнь этого человека. Пациент умер, не приходя в сознание, и дело обернулось скандалом, когда в газете появилось абсурдное сообщение о том, что он пересадил целый мозг младенца. Но даже эта неудача не остановила Кушинга, и он продолжал разрабатывать новые методы лечения.

Вскоре его коллега, занимавшийся составлением книги, попросил Кушинга представить главу на 80 страниц о «главной железе». Кушинг написал 800 страниц. Впоследствии он использовал этот текст в сокращенном виде для своей книги «Шишковидное тело и его расстройства».

Откровенно говоря, эта книга имела определенные недостатки. Одержимый своей идеей, Кушинг стал приписывать все расстройства неизвестного происхождения этому «могучему смутьяну» и включил в текст несколько сомнительных случаев. Тем не менее книга заслужила свою славу. До нее врачи в основном относились к карликам, великанам и невообразимо разжиревшим женщинам как к необъяснимым «чудесам природы». А если они осмеливались лечить гормональные нарушения, то обычно (особенно с женщинами) удаляли половые органы и надеялись на лучшее. Кушинг предоставил более рациональную и гуманную альтернативу и обеспечил первое реальное облегчение для людей, уже расставшихся с надеждой.

Помимо медицинских достоинств, книга прославилась по другой причине: из-за необыкновенных фотографий, глубоко врезавшихся в память. Благодаря любви к технологии Кушинг уже давно начал фотографировать своих пациентов для документации хода их болезни. Он был одним из первых пропагандистов сравнительных снимков «до» и «после» операции; правда, он предпочитал обратный современному порядок, и его пациенты всегда выглядели хуже на второй фотографии.

Великан Джон Тернер. Стоявшего рядом с ним ассистента Кушинга останавливали на медицинских конференциях десятки лет спустя, потому что люди узнавали его по фотографии.

Денди в костюмах-тройках внезапно появлялись со сморщенными гениталиями и такими жирными животами, что они казались беременными; у элегантных молодых дам внезапно обнаруживались усы и горбы. Вероятно, самое грустное зрелище являл великан Джон Тернер, опирающийся на два стула, с багровым от напряжения лицом и вывернутыми ногами, готовыми подогнуться под ним. (Ассистента Кушинга с ростом 173 сантиметра, стоявшего рядом с Тернером на этой фотографии, часто останавливали на медицинских конференциях десятки лет спустя, потому что люди узнавали его по фотографии.)

В некоторых отношениях эта книга сочетала художественные новации Везалия с интересом Веласкеса к человеческим уродствам. Но если Веласкес придавал изображаемым людям определенное достоинство, то фотографии Кушинга и сейчас производят жутковатое впечатление. В них есть что-то безжалостное.

Тернер и большинство других пациентов были раздеты догола; никто не имел черных полосок, закрывающих лицо или гениталии, и они даже не пытались улыбаться. Их вид навевал воспоминания о старых преданиях, будто фотоснимки крадут у человека его душу.

Безусловно, Кушинг проявлял человеческую заботу о своих пациентах. Он поддерживал переписку с сотнями из них и однажды подверг суровой критике журнал Time за статью с насмешками над цирковыми уродами (включая его «безобразную даму»). В то же время Кушинг не брезговал подобными шутками в частном порядке и определенно пользовался общественным вниманием к «уродам» для укрепления собственной славы.

Уже в 1913 году Кушинг воспользовался своей книгой, чтобы получить назначение в Гарварде и, несмотря на напряженный график, еще активнее занялся литературной работой в 1910-е и 1920-е годы. Он написал биографию своего наставника и получил за это Пулитцеровскую премию в 1926 году.

Также Кушинг начал масштабный проект по поиску всех сохранившихся манускриптов и оригинальных портретов Везалия, которого считал своим духовным предтечей. (Кушинг даже разыскал редкие первые издания трактата «О строении человеческого тела»; один, как ни странно, был обнаружен в мастерской римского кузнеца.) Он так увлекся этой работой, что даже не заметил биржевого краха 1929 года – вернее, заметил через несколько месяцев, когда приток пациентов вдруг прекратился. Тем не менее он отметил удаление двухтысячной опухоли мозга в 1931 году (38). Наряду с этим, неизменно уверенный в своих способностях, он удалил аппендиксы у двух своих детей и туберкулезное образование на шее у дочери.

Десятилетия неустанной работы в конце концов подточили здоровье Кушинга, которое еще ухудшилось после того, как в конце 1930-х годов у него самого обнаружили маленькую опухоль мозга. Он умер от осложнений после сердечного приступа в 1939 году.

Не все ранние труды Кушинга получили продолжение, но он в большей степени, чем любой человек его эпохи, продемонстрировал принципы работы (и сбоев) мозговых желез и заложил основы понимания, как наш мозг влияет на тело. Даже когда он лежал при смерти, другие ученые продолжали его дело, открывая новое. Теперь они связывали шишковидную железу с другой важной системой взаимодействия между мозгом и телом – системой, которая создает человеческие эмоции.

* * *

Характерно, что современное исследование эмоций началось с приступа раздражения у одного человека. В 1937 году невролог из Корнелльского университета Джеймс Венцеслав Пейпец узнал о новом исследовательском гранте; эти деньги предназначались для помощи ученым, занимавшимся изучением возникновения и работы эмоций. Пейпец полагал, что скрытый смысл гранта – идея о том, что неврологи почти ничего не знают о происхождении эмоций, – был оскорбительным для его коллег, которые уже осветили главные аспекты этой области знаний. Поэтому «в приступе раздражения», как позднее признался он сам, Пейпец написал статью о текущем состоянии научных знаний об эмоциях. Но общий вывод его статьи далеко превосходил сумму ее частей.