Единственный вопрос — кто поджег? Почему подожгли, было понятно — кто бы это ни сделал, он хотел, чтобы герцог задержался в Балтиморе, занятый расследованием поджога, а если повезет, сел бы в тюрьму по обвинению в этом самом поджоге.
Итак, оставался последний вопрос — кому все это выгодно? «Белой Башне», талейрановским агентам или какому-то пока остающемуся вне подозрения противнику?
Даже если это дело рук «Башни», Мисберн может об этом и не знать. Уэссекс не забывал, что его первоначальной задачей было отыскать предателя, который уже два поколения как подтачивал организацию. Мисберн считал, что дело улажено, раз никто больше не шантажирует маркиза Ратледжа жизнью дочери, но Уэссекс подозревал, что Иуда до сих пор жив и здоров и теперь наверняка попытается убрать своего преследователя.
Уэссекс вернулся в «Королевский Балтимор» на закате, и на сей раз ему никто не помешал. Усталый, помятый, грязный, герцог мечтал принять ванну.
Этелинг наверняка поджидал его у окна, поскольку безупречный дворецкий уже стоял в дверях, дабы проводить Уэссекса в его временные апартаменты. Руперту хватило одного взгляда на бесстрастное лицо слуги, чтобы понять, что Сары здесь нет, равно как и в других местах, которые Этелинг успел обследовать за последние несколько часов.
— У вас были неприятности, ваша светлость? — спросил Этелинг, как только они поднялись в комнаты герцога.
— Да какая-то нечистая сила прямо одолела, — пожаловался Уэссекс, стаскивая сюртук и швыряя его через всю комнату. Он немного помедлил, пытаясь привести в порядок механизм метательного ножа — тонкий металл ножен, благодаря которому нож сам выскакивал в руку хозяина, погнулся. Герцог снял их и бросил на кушетку. — Я хочу принять ванну, а ты расскажешь мне новости. Кстати, корабля у нас больше нет.
Он сел и начал стаскивать сапоги. Через мгновение Этелинг бросился ему помогать.
— Значит, кое-кому дали понять, — пробормотал слуга. — Ваша милость приглашены завтра вечером на ужин к губернатору. В конюшне вас ждут лошади, но если вам ни одна не понравится, то у мистера Белфорда есть прекрасный гунтер,
[52]
Фертер, которого он с радостью вам продаст. Мистер Белфорд недавно сильно проигрался в карты. Мистер Эшли привезет чемоданы ее светлости в ваши апартаменты, как только найдет ключ от кладовой, и…
— Что ты сказал? — вскочил Уэссекс, отнимая у Этелинга сапог. — Она здесь?
— Нет, ваша светлость. Но она здесь была и, увы, уехала не заплатив, как осмелился сообщить мне мистер Эшли. Ее уже три ночи как нет, и он не знает, куда она могла подеваться.
— Черт бы его побрал! — взорвался Уэссекс. Слуга бесстрастно смотрел на него, пока герцог не сел снова и не позволил снять с себя второй сапог.
— Предполагается, что ее светлость сопровождала в эти апартаменты некая молодая особа из Бостона. Я прилагаю все усилия, дабы разыскать оную персону, чтобы ваша светлость могли расспросить ее.
— Скажите мистеру Эшли, что, если он тотчас же не вернет мне имущество моей супруги, я лично разнесу замок его чертовой кладовой! — прорычал Уэссекс.
— Как желаете, ваша светлость. Смею ли принести вам соболезнования по поводу того, что один из ваших чемоданов все еще оставался на борту во время пожара?
Даже не глядя на Этелинга, Уэссекс мог представить себе самодовольный вид, с которым слуга изрекал свою выспреннюю тираду. Он позволил камердинеру сменить тему.
— А что, пропало что-то важное?
— Похоже, охотничье снаряжение, ваша светлость.
— Черт, — не сдержался Уэссекс. Этелинг всегда был уверен в том, что специальное вооружение, которое невозможно было спрятать, когда оно попадалось ему на глаза, следует называть охотничьим снаряжением. Немудрено, что корабль вмиг заполыхал, если подобное оставалось на борту, — Уэссекс знал, что там находилось. Слава Богу, что хоть пристань не разнесло.
— Мне очень жаль, ваша светлость, — сказал Этелинг, стаскивая с господина второй сапог и выпрямляясь. Он с сожалением посмотрел на то, что сталось с обувью, и покачал головой. Уэссекс засомневался, найдется ли у него теперь хоть что-то приличное для ужина у губернатора.
— Тут уж ничего не поделаешь. Или ты сам поджег корабль? — усмехнулся Уэссекс.
— Я посмотрю, не готова ли ванна, ваша светлость, — словно не слыша, проговорил Этелинг. — Вы найдете халат в соседней комнате вместе с чаном горячей воды.
Герцог поднялся и пошел посмотреть остальные свои апартаменты. Они оказались довольно-таки убогими, обставлены громоздкой местной мебелью, но беленые стены комнат были чистыми. Сквозь маленькие круглые стеклышки в переплетах окон он видел легкие отблески уличных фонарей. Со вздохом Руперт начал раздеваться, смыл с себя грязь, затем набросил халат. К счастью, стычка с юным Томом Реном не оставила отметин на лице, иначе трудно было бы объяснять губернатору, откуда на физиономии у него синяки.
Если Сара была здесь, то почему она уехала? И куда? И если она вернулась в Англию, то почему уехала без багажа?
«Сара, любовь моя, где же ты? Как ты могла исчезнуть и не оставить мне никакой подсказки, чтобы я мог отыскать тебя?»
Когда Уэссекс выбрался из ванной, двое гостиничных слуг затаскивали под неусыпным взглядом Этелинга в комнату те самые чемоданы, о которых шла речь. В коридоре торчал еще какой-то мужчина, и Уэссекс подумал, что это и есть тот самый мистер Эшли. Наверное, надеется, что герцог таки не станет ничего разносить.
У Уэссекса сердце чуть не выпрыгнуло из груди, когда он увидел чемоданы, обтянутые зеленой кожей с золотыми тиснеными гербами Роксбери. Они свидетельствовали о том, что Сара на самом деле была здесь.
— Больше ничего? Может, письмо? — спросил Уэссекс более резко, чем намеревался.
— Ваша милость, — мистер Эшли воспользовался возможностью встрять в разговор. — Это ужасное недоразумение. Если бы мы знали, что эта дама на самом деле герцогиня Уэссекская…
— А вы не знали? — перебил его Уэссекс — Извините. Я думал, она представилась.
— Да, конечно… Но…
— Вы ей не поверили, — безжалостно перебил его Уэссекс — Я поговорю с вами утром, мистер Эшли. Доброй ночи.
Хозяин в замешательстве ретировался.
— Трудная загадка, ваша светлость, — мягко заметил Этелинг, когда они остались наедине.
— Ну и тварь, — охваченный внезапным гневом, побелевшими губами произнес Уэссекс и отвернулся, чтобы взять себя в руки. Кто смеет обсуждать герцогиню Уэссекскую, как бы она ни представилась? Уэссекс, аристократ до мозга костей, был убежден, что благородное происхождение, как и жена Цезаря, не просто выше упреков, но и выше подозрений. Одна мысль о том, что Саре пришлось терпеть презрение черни, доводила его до бешенства.
Но Саре было все равно, вскоре подумал он. Наверное, она даже не замечала этого. Он покачал головой при мысли о своей жене, урожденной республиканке. Нет, людям нужны короли, как телу нужен разум.