— Это твои дела, воевода. Только зачем боярину понадобилась та грамота?
— Думаю, он должен был кому-то показать ее либо просто хотел лично прочитать, узнать содержание. Склоняюсь к первому, так как второе ему не так важно. Выход всех московских гостей из кремля легко проверить. Достаточно поставить у ворот своего человека. Потом для пущей надежности можно его и за ними послать. А вот кому он хотел ее показать, это мне покуда неизвестно. Ладно, послезавтра с утра мы для всех вроде как отправимся в сторону Новгорода. Но не пойдем туда, отъедем верст на двадцать, убедимся в том, что за нами никто не посматривает, и вернемся. Но уже не в Тверь, а в тот самый осинник, который виден с твоего участка.
— Это у реки который?
— Да. Там разобьем стан. Туда же подойдет десяток людей Осина. Думаю, что они не поспеют к тому времени, когда Меченый по настоянию Воронова вытащит с болот часть сокровищ. Свою долю Пурьяк наверняка оставит среди топей, в том числе и икону. Но Осин нам тогда особо и не потребуется. Справимся сами.
Бессонов взглянул на Савельева и спросил:
— Со всей шайкой в три десятка разбойников?
— При передаче добычи боярину все они из леса не выйдут, появятся малым числом. Все остальные так и будут сидеть в своем лесном стане.
— Понятно. А коли?.. — Завершить вопрос он не успел.
На участке появился слегка запыхавшийся сын Гордея.
— Ты что, Влас? Ведь купаться ходил, чего же таким запыхавшимся вернулся?
— Да шел я спокойно, до балки дошагал и вдруг услышал голоса. Мужики какие-то промеж себя разговаривали. Я помнил твой наказ на такой вот случай, тихонечко подошел к краю балки, спрятался за кустом, глянул вниз. Там трое сидят саженях в пяти от меня. Рядом сабли, еда нехитрая. Перекусывают, значит, и переговариваются.
— О чем же они говорили, Влас? — спросил Савельев.
— Один из них, старший, наверное, сказал: «Значит, сейчас поедим и спать до вечера завалимся. Тут безопасно, народ не ходит. Сегодня тепло, но рогожу подстелить надо. Второй чего-то спросил, я не разобрал. «Пойдем в полночь, — ответил старший. — На вас жена, парень и девка, а Козьмой я сам займусь». «А что, Лавр, мы взаправду добычу хорошую возьмем?» — поинтересовался третий. «На всю жизнь хватит». Потом они говорили о каком-то Мартыне Чернопяте. Дескать, не сдаст ли он? «Не сдаст, да и кому? — сказал старший. — В Портахе… — тут я не уверен, что правильно слово запомнил, — некому, а в Новгороде его и слушать никто не станет. Я еще посидел, ничего важного не уловил и в обход балки бегом сюда.
Савельев выслушал Власа, повернулся к его отцу и сказал:
— Никак Лавр Кубарь вернулся.
— Похоже на то, — согласился Бессонов-старший. — Решил, наверное, за жену и дочь отомстить?
— Нет. Он мог спасти их, взять с собой в бега, но оставил дома. Значит, желал избавиться от них. Какая же тогда месть? Нет, тут что-то другое. А вот что именно, надо бы выяснить. — Князь взглянул на Власа. — Значит, говоришь, отдыхать мужики собрались?
— Так сказал их старший, которого Лавром зовут.
— А кони их где? Портаха — это деревня недалеко от Новгорода. Не пешком же эти мужики прошли более трехсот верст.
— Да я и сам тому удивился, князь. Ни в балке, ни поблизости коней нет.
— Ладно, разберемся. Ты вот что, Влас, ступай обратно к балке и смотри за мужиками. Я проеду в город, возьму людей и вернусь с ними. Мы схватим Лавра с подельниками. Думаю, ему будет что нам рассказать. — Савельев повернулся к Бессонову и продолжил: — Ну а коли решит унести ноги, то, Гордей, придется вам с Власом брать Кубаря. Подельников можно и валить. Выпускать их отсюда нежелательно.
— Сделаем, князь. За нас не волнуйся. Всех троих возьмем. Только, может, подраним чуток одного-двоих.
— Добро. Ты молодец, Влас.
Парень зарделся от гордости. Ну а как же! Его ведь сам воевода похвалил.
Савельев вернулся в кремль, где вовсю шли приготовления к отъезду. Он вызвал к себе Осипа Горбуна, Лукьяна Балаша и Бояна Рябого, велел им вооружиться, проехать вверх по течению реки Тьмаки и дожидаться его на берегу у торгового посада. Ратники не задавали лишних вопросов, отошли, облачились в боевые доспехи, взяли оружие, забрали коней из конюшни и двинулись к воротам.
Савельев показался Микулинскому и Грекову, сказал им, что его отряд скоро будет готов к выходу. Потом он покинул кремль через Александровские ворота и вскоре подъехал к ратникам. Воевода объяснил своим людям, что им сейчас придется делать.
— Коли взбрыкнут, князь, дозволь мослы им переломать, — заявил Горбун.
— Все бы тебе ломать да крушить, Осип. Силу девать некуда?
— Да, бог силушкой не обидел. А раз дал ее, значит, на то, чтобы служила она добру. Разбойников ломать — разве не благое дело?
— Никаких увечий! Целыми надо взять.
— А что мы с ними делать будем? — спросил Балаш.
Савельев взглянул на него и проговорил:
— Об этом я отдельно скажу, Лукьян. Значит, так. На участок Бессонова не суемся, входим в балку от реки. Верхами мы быстро доберемся до Кубаря и его подельников. — Воевода улыбнулся, посмотрел на Горбуна и продолжил: — Потом, Осип, тебе, может быть, и придется самую малость потрепать их.
— За этим дело не станет.
— Ладно. Все понятно?
— Понятно, князь.
— Тогда вперед!
Четыре всадника поскакали по берегу. Их товарищи оставались в кремле и изображали приготовление к дальней дороге. У служивых татар, а также отца и сына Бессоновых имелись свои важные дела.
Балка оказалась извилистой, что было на руку ратникам особой дружины. За вторым поворотом они увидели трех мужиков. Те, одетые в порты и рубахи, спали на рогожах. Их сабли, ножи и дорожные сумы лежали рядом.
Всадники уже окружили этих людей, когда проснулся Кубарь.
Он потянулся было за саблей, но Горбун предупредил его:
— Не балуй!
Очухались и другие.
— Встать! Оружие на месте! — приказал Савельев.
Мужики поднялись.
Савельев глянул на вожака этой малой шайки, усмехнулся и спросил:
— Ты чего это вернулся-то, Лавр?
Кубарь удивился и осведомился:
— Откуда ты знаешь меня?
— А я тут все успел узнать.
— Погоди-ка. — Кубарь сморщил лоб. — Уж не воевода ли ты особой царской дружины?
— Я самый и есть. Так зачем ты вернулся, Кубарь?
— А ты не знаешь, что Козьма Пурьяк, гробовых дел мастер, извел мою семью? Пожарище на выселках видел?
— Почему он так поступил?
— Задолжал я ему. У Пурьяка всегда монета водилась. Я вовремя долг отдать не мог, он требовал отрабатывать. А у меня уже было другое занятие.