— Слухай меня, — поднял вверх руку Иван, — поджигай солому, а как разгорится, то поддадим кобыле под хвост и поглядим, чего будет.
Петр Камчатка достал трут и кресало, высек огонь, поджег охапку соломы, что лежала на телеге, и вылил на огонь деготь из ведерка, привешенного сзади. Пламя поднялось почти на сажень, и лошадь испуганно заржала, заворочала головой. Тогда Камчатка, что есть силы, вдарил ей по крупу своей дубиной и отскочил с дороги. Бедная кобыла от неожиданности припала сперва на задние ноги, а потом рванулась с такой скоростью, с какой, вероятно, в жизни никогда не бегала, и понеслась галопом по полю. Мужик, сидевший верхом на ней, громко орал, подпрыгивая на каждой кочке, а телега, объятая пламенем, громыхала на колдобинах, рассыпая кучи искр, падающие на землю пучки горящей соломы, обозначающие ее путь.
— Хорошо пошла! — радостно вопил Леха Жаров, вытирая грязными кулаками глаза.
— Не догонишь! — свистел в два пальца Давыдка Митлин
— Долго будет нас помнить, — грозил кулаком в след телеге Гришка Хомяк, выхватывая из решета, которое прижимал к себе Данила Щелкан, пригоршни спелых ягод.
— Да, голова ты у нас, атаман, — с восхищением высказался Камчатка, похлопывая Ивана по плечу, — мне бы до такого вовек не додуматься.
— Можно было и почище придумать чего, — скромно ответил тот, криво усмехаясь, — на первый раз хватит с него и этого…
Меж тем телега, подпрыгивая на кочках, накренилась и развалилась пополам. Кобыла с прицепленным к оглоблям передком от телеги побежала быстрей и скоро скрылась из глаз хохочущих ватажников, и лишь задняя часть телеги потихоньку догорала посреди незасеянного поля, и едкий дым от нее поднимался тонкой струйкой к небу.
8
К Макарию добрались совсем обессиленные и, найдя ближайший постоялый двор, завалились спать, отказавшись от предложенного им ужина. На другой день Иван Каин оставил дружков своих отсыпаться, а взял с собой лишь Петра Камчатку и отправился на осмотр ярмарки. Петру ранее тоже не приходилось бывать здесь, и он был поражен ее размахом и числом людей, съехавшихся со всей России по торговым делам. Хотя большинство составляли купцы из русских городов, но были здесь и рыжебородые литвины, смуглые армяне и даже персидские купцы, в длиннополых ярких халатах.
Все вокруг Петра и Ивана двигалось, крутилось, завораживало. Трудно было определить, где продавец, а где покупатель, потому как все говорили, спорили, цокали от восхищения языками, торговались, ударяли по рукам, вытаскивали и убирали здоровенные кошели с деньгами, щупали товар, пробовали на зуб, испытывали на прочность. Чтоб не потерять друг друга из виду, Иван с Петром держались рядом, не отходя и не отставая, перекидывались на ходу понятными лишь им одним фразами:
— Боша? — спрашивал Петр.
— Не бошай, — отвечал Иван, что означало: "воровать сейчас нельзя, время не пришло". Этому языку Ванька выучился у Петра не сразу, а по ходу дела, во время их долгих блужданий по московским базарам, когда надо было скрытно объясниться, подать знак, чтоб никто другой тебя не понял. То был общеизвестный воровской язык, который сам Камчатка усвоил чуть ли не с детства и великолепно им пользовался.
А поживиться тут было чем: начиная от тех же кошелей, которые многие купцы выставляли напоказ или небрежно несли в руке, поигрывая ими, похваляясь один перед другим достатком, и кончая дорогими товарами, выставленными в лавках, на подводах, лежащими прямо на земле. Однако Иван Каин хотел действовать наверняка и поначалу приглядеться, выбрать жертву полегче, побогаче, а уж потом…
— Купша бирс, — кивнул незаметно Камчатка на двух армянских купцов, стоявших подле открытых дверей своей лавки и спокойно пересчитывающих серебряные деньги, лежащие перед ними на круглом бочонке.
— Бирс, бирс, — согласился Иван и, как завороженный, уставился на деньги, не сводя с них глаз.
— Боша? — вновь спросил Камчатка.
— Не бошай, — упрямо мотнул головой Иван. Потом сделал знак, чтоб Камчатка следовал за ним и быстро пошел в сторону постоялого двора.
Вся их ватага была уже на ногах и поджидала возвращения атамана.
— Леха Жаров и Гришка Хомяк со мной, а остальным покрутиться меж рядами, прикинуть, что к чему, поживка добрая нас ждет. Вечером опять здесь встречаемся.
— А мне куда? — спросил обиженно Камчатка.
— Рядом со мной будь на всякий случай, — подмигнул ему Иван.
— К армянам пойдем? — шепотом спросил он.
— К ним, — коротко бросил на ходу Иван. — Думается мне, дело выгорит.
Вчетвером они вернулись обратно, к армянской лавке, и с независимым видом встали чуть в стороне, наблюдая за купцами. Один из них как раз собирался куда–то идти, а второй что–то говорил ему, напутствуя.
— Стой здесь, — шепнул Иван Камчатке, — а вы за мной.
Армянин неторопливо шел меж рядов, время от времени останавливался, разглядывал товары, осведомлялся о цене, качал черной курчавой головой и медленно двигался дальше. Вот он купил у молодой девахи связку баранок, улыбнулся ей, подошел к мужику, перед которым лежали горкой сочные, но недозрелые яблоки, начал о чем–то с тем разговаривать.
— Забегите вперед и, как он мимо вас пойдет, орите во все горло, будто он у вас деньги стянул, — приказал Иван стоящим рядом Хомяку и Жарову. — Да смотрите, чтоб его в участок свели и подержали подоле там. Все поняли?
— Как не понять, — сплюнул под ноги Жаров и ленивой походкой поплелся вперед, обошел армянина, глянул на него и остановился. Хомяк, не доходя нескольких шагов, встал неподалеку.
Купец, ничего не подозревая, положил на место яблоко, которое не понравилось ему и двинулся дальше. В тот момент, когда он проходил мимо Лехи Жарова, окинув его равнодушным взглядом, тот схватился за карман и заорал, что было сил:
— Караул! Деньги сперли!
— Грабят! — поддержал его Гришка Хомяк и кошкой кинулся на армянина, вцепился, принялся колошматить, выкрикивая: "Отдай чужое, а то хуже будет! Вот гад какой!" Леха Жаров подскочил к ним и принялся помогать тузить купца. Мигом собралась толпа, обступила их, с ненавистью тыча кулаками армянину в бок. А тот лишь слабо защищался, пытаясь что–то ответить, совершенно не понимая, что от него требуют. Наконец появились привлеченные криком двое полицейских, расталкивая толпу, пробились к дерущимся и, узнав, в чем дело, повели всех троих в участок.
— Теперь и нам пришла пора действовать, — шепнул Камчатке Иван и направился к армянской лавке.
Второй купец все так же сидел у дверей, лениво поглядывая по сторонам, позевывал, ожидая возвращения ушедшего за покупками товарища. Судя по всему, они уже распродали свой товар и должны были со дня на день отправиться обратно на родину, потому что никакой торговли не вели, да и держались, как люди, у которых все дела закончены и делать им абсолютно нечего. Иван подлетел к армянину и затараторил: