— Иван Симонович обладает у нас многими талантами. Если бы вашему знакомцу, как там его, Ваньке Каину, и его подручным пришлось скрестить шпаги с его сиятельством, то им бы никакой лекарь не помог…
Гендриков меж тем закончил перевязку и попросил Кураева полить ему на руки из фаянсового кувшина, и все также насмешливо глянул в сторону Зубарева, и сказал:
— А ногу придется отнять…
— Как отнять?! — чуть не подпрыгнул Иван.
— Если и дальше будете водиться с такими людьми, как Ванька Каин и ему подобные, то отнимут не только ногу, но и голову заодно. Вы поняли, что я имею в виду? — закончил он, смеясь.
— Как не понять, понял, — вздохнул Зубарев и вышел из–за ширмы. Премного вам благодарен. Пойду я…
— Куда вы? — подошел к нему Кураев. — Ночь на дворе, да и, надеюсь, граф не отпустит вас в столь поздний час, чтоб вы ему потом еще больших хлопот по вашему излечению не доставили.
— Оставайтесь, оставайтесь, — сухо подтвердил Гендриков слова Кураева, и было не понять, от души ли он говорит или из долга хозяина, — места хватит. Этот дом рассчитан на прием до полусотни гостей. Сейчас пройдем в гостиную ужинать. Для меня обычно там накрывают, когда я приезжаю один без семьи.
Рана все же давала о себе знать: во время ужина Иван постоянно клевал носом и лишь изредка отвечал на вопросы, которые ему задавали граф или Кураев. От выпитого вина, которого ему в жизни пробовать не приходилось, он совсем осоловел и с нетерпением ждал, когда Гендриков прикажет слуге провести его в спальную комнату для гостей. Едва его голова коснулась подушки, как он заснул.
Андрей Кураев и граф, оставшись наедине, некоторое время молчали, потом хозяин дома осторожно произнес:
— Занятный молодой человек. Я бы не отказался взять его к себе на службу. Мне нужен свой человек в Сибири.
— Будто бы мало у вас там, граф, своих людей, — не поднимая глаз от стола, ответил Кураев.
— Как знать, как знать… Сколько бы ни было, а лишние не помешают.
— Я недавно из Сибири, — пояснил поручик, — там на юге, в степях, было весьма неспокойно…
— Слышал, слышал об этом, — кивнул граф, — мне давали читать донесение тобольского губернатора Сухарева. Но, думается, подобных волнений теперь долго не будет.
— Все зависит от обстоятельств…
— А обстоятельства создает человек, — закончил граф. — О каких золотых приисках он давеча говорил?
— Мечтает отыскать золото где–то на Урале и думает разбогатеть на нем, а затем получить дворянство.
— Не дурно задумано, — постучал граф серебряным ножом по вилке со своей монограммой. — А в Сенат он, выходит, прошение на разработку тех приисков подал?
— Именно так. Помочь бы ему, — неопределенно заметил Кураев.
— Нет ничего проще. Что потом?
— Вы, граф, — невольно перешел на "вы" Кураев, да и граф временами обращался к поручику в том же уважительном тоне, поскольку сама тема беседы разделяла их, — как старый волокита, что не пропустит ни одной хорошенькой незнакомки, не можете, чтоб мимо вас прошел человек, которого не задействуете для исполнения собственных планов.
— То не мои планы, — безразличным тоном ответил Гендриков, — то еще и планы государыни. Верных людей всегда не хватало — как раньше, так и теперь.
— Чем Алексей Григорьевич занят? — спросил Кураев, имея в виду графа Разумовского.
— А чем ему заниматься, как не своими собственными делами?
— Государыня все еще к нему расположена? — Кураев затронул деликатную тему, рассчитывая тем самым определить, насколько граф намерен сегодня углубляться в дворцовые дела, что иногда он делал с явной охотой, но в иной раз молчал, словно и не слышал вопроса.
— Как вам сказать… — Гендриков выпустил из руки нож и принялся наматывать на палец голубую салфетку с неизменным вензелем, которым были отмечены все предметы, подаваемые на стол во время приема гостей, включая ложки для соуса и миски для мытья рук, — государыня вправе оказывать внимание тем, кто того заслуживает…
— Ничуть в том не сомневался, — поспешил вставить поручик и уже был не рад, поведя разговор по довольно скользкой и опасной плоскости. Граф каждую минуту вправе был ответить ему резко, а то и обвинить в непристойности вопросов.
— Чего же спрашиваете, коль не сомневаетесь?
— Я, будучи в Петербурге, слышал про сильное влияние при дворе графа Ивана Ивановича Шувалова.
— Все Шуваловы — люди весьма знатные, а соответственно, и влиятельные, — как ребенку, выговаривал ему Гендриков, — преобразования, которые затеял Петр Иванович, нельзя выполнить без высочайшего одобрения, а чтоб их, Шуваловых, кто–нибудь на вороных не обскакал, то на это есть Александр Иванович, опять же Шувалов, и к тому же начальник Тайной канцелярии. Надеюсь, вам известно, чем там занимаются.
"Точно школяра какого наставляет", — с обидой подумал Кураев и начал искать предлог, чтоб отправиться спать или перевести их беседу в другое русло. Но граф заметил тень обиды, промелькнувшую на лице собеседника, и чуть изменил тон.
— Императрица не хуже нас с вами понимает, что каждый старается выказать ей как можно больше расположения и тем самым обратить на себя высочайшее внимание. Тем и ценен граф Алексей Григорьевич, что всегда постоянен и личной корысти не блюдет. Его брат большой роли не играет, хотя тоже не последний человек при дворе, а чтоб Шуваловы всю страну под себя тихонько не подмяли, то на это есть граф Бестужев—Рюмин. Насколько мне известно, ваш большой покровитель. Иного слова, извините, подобрать не могу.
— Мой, как вы изволили выразиться, покровитель, Алексей Петрович, сдерживает не только неосторожные шаги известных вам особ, но и ведет российский корабль, извините за высокий штиль, по наиболее благоприятному фарватеру, выбирая тихие гавани в дружественных державах.
— Вполне возможно, хотя я лично и не всегда согласен с его лоцманскими расчетами, но это уже не моя вотчина, сужу о том как рядовой обыватель. Только кажется мне, повторюсь, на взгляд обывателя, заведет он нас в английскую гавань, откуда мы не скоро выберемся. Старушка Англия — дама корыстолюбивая и даром чихать не станет, не то что спасательный конец нам кидать — не подумает, а еще и оттолкнет в самый шторм.
— Вы думаете, Франция к нам более расположена?
— С ней у нас общие интересы на континенте. Фридрих и вся его Пруссия никому не дают спокойно жить. Он еще нас по боку своей плюгавой башкой двинет.
— Полностью с вами в том согласен, — облегченно вздохнул Кураев, что наконец–то нашел с графом точку соприкосновения. — Король Фридрих очень опасен, и чем раньше мы поставим его на место, тем лучше будет для нас и прочих европейских держав.
— Он довольно, к тому же, и хитер, будет строить куры императрице и всему свету до той поры, пока будет возможность, а потом, когда мы будем менее всего ждать, укусит побольней все с той же невинной рожей. Надеюсь, граф Бестужев это понимает? — пристально посмотрел Гендриков на Кураева, который все еще чувствовал себя школьником рядом с ним.