Глава III
Еще немного приключений. — Поход окончен
Люди приграничья все чаще и чаще стали выражать свое недовольство индейцами, и хотя они знали, что правительство намерено убрать их оттуда в самое ближайшее время, в верховья Уашита-Ривер, пришлось приложить немало усилий, чтобы удерживать людей подальше от резерваций, и самих индейцев тоже. Наконец, подготовка к их переселению завершилась, и 15-го августа 1859 марш по направлению к Уашите начался. Он совершался од контролем войск Соединенных Штатов под командованием майора Джорджа. Г. Томаса, ныне генерал-майора Томаса, который весьма умело справлялся со всеми вопросами, и полностью удовлетворил приграничье. Каждый воин должен был быть на месте и откликаться на свое имя, точно так же, как и солдат на перекличке, и, таким образом, очень немногие из них имели возможность сбежать, чтобы хоть как-то отомстить поселенцам, но, тем не менее, из опасения, что некоторые все смогут избежать бдительности солдат, мы получили приказ также следить за ними, арестовывать или убивать любого индейца, обнаруженного на расстоянии более 3-х миль от хвоста колонны. Но от нас требовалась не только бдительность. Вот одна история, из которой ясно, как индейцы любят лошадей. В один прекрасный день у западного берега Тринити-Ривер, на довольно значительном расстоянии, мы обнаружили группу всадников. В тот момент мы поднимались на холм, но чтобы они нас не заметили, мы поспешно спустились к реке и под прикрытием леса двинулись прямо к ним — они были на одном берегу, а мы — на противоположном. Их было десять или двенадцать человек, и кроме того, похоже, с ними было еще несколько лошадей. Приблизившись к ним на милю, мы, рассмотрев их, убедились, что они были индейцами, и тут же начали преследование. Наши лошади скакали галопом, и мы быстро настигли дикарей. Одну за другой они оставляли ведомых ими лошадей, а тех, на которых они скакали, нещадно хлестали своими плетьми. Вскоре на тропе начали появляться и отрезанные от их седел сумки — чтобы легче было сбежать — после чего индейцы далеко ушли вперед, и, несмотря на то, что мы мчались как безумные, мы ни на шаг не смогли приблизиться к ним. И, в конце концов, индейцы начали разбегаться, чтобы исчезнуть с наших глаз до наступления темноты, а потом спокойно уйти. Мы заметили, что две их лошади, очевидно, сильно устали и быстро «теряли ход», и потому Джек Андерсон и я — гнались за ними до тех пор, пока они не бросили своих животных в устье скалистого ущелья у подножия горы. Дикари находились примерно на четверть мили впереди нас, и, следовательно, когда мы достигли того места, они уже были далеко от той горы — крутой и почти неприступной, и, убедившись, что догнать их невозможно, мы взяли этих брошенных лошадей и отправились на место нашего общего сбора у Литтл-Уашиты. Мы сильно устали, гоня своих лошадей, как потом позже выяснилось, около 32-х миль. Нам было очень нелегко идти ночью по чужим и совершенно диким местам, но мы сделали это. По прибытии мы обнаружили, что на месте присутствует около половины нашего отряда.
Несколько человек отправились на разведку в самую глубь индейской земли, до переправы через Ред-Ривер, а остальная часть отряда разбила лагерь в верхней части Литтл Уашиты, вдоль которой мы произвели разведку вплоть до ее истоков. Затем мы направились к основному руслу Бразоса, там, где он встречается с Дабл-Маунтин Форк. Мы стали лагерем в старом и заброшенном форте у Ред-Форк. Лошади наши паслись на коротких привязях, а мы выставили сильную охрану, и таким образом, следили за всем, что происходило на тропе около двух дней. Ночью к нам снова пришла пума — она кралась среди лошадей и сильно напугала их. Я как раз в ту ночь стоял на страже, и, когда она проходила так близко от меня, я был почти в том же состоянии, что и лошади. Поскольку она находилась между мной и лагерем, я не осмеливался стрелять, чтобы случайно не причинить вред ни мужчинам, ни лошадям, поэтому мне оставалось только ждать. Она шла очень медленно и сознательно, видимо, внимательно осматривая каждую лошадь отдельно, а потом, видимо удовлетворившись осознанием своей важности, развернулась, и постоянно с подозрением поглядывая на меня, потрусила прочь. Она уже дошла до леса — примерно в 30-ти ярдах от того места, где я стоял — и тогда я выстрелил из моего дробовика — он был заряжен крупной дробью. Пума взлетела вверх, а после приземления она круто развернулась и вцепилась в свой собственный бок, рыча при этом яростно и громко. Понимая, что я поступил весьма опрометчиво, теперь, ночью, ранив ее, я уже начал подумывать об «уходе в отставку», когда, внезапно, поняв мое намерение, она пошла прямо на меня. Теперь я понял, что отступить я никак не смогу. Она преодолела половину разделявшего нас расстояния, и ей оставалось сделать только один прыжок. Быстро, как мне показалось — я вскинул свое ружье, чтобы выстрелить из другого ствола, но не успел я положить палец на спусковой крючок, как позади меня раздался залп из, по крайней мере, полудюжины ружей, пума еще раз взвилась в воздух, но на землю упала уже мертвой. Только тогда я вспомнил о лагере. После первого выстрела проснувшиеся люди сразу бросились мне на помощь. Я был очень рад, видя эту пуму лежащей на земле, но, опасаясь, что она воскреснет, я все же разрядил в ее бок оставшийся заряд. Кто-то принес огня, мы осмотрели ее тело и обнаружили его буквально изрешеченным крупной дробью. Это была большая, старая, матерая пума.
Это произошло во время последней смены, и после того, ка рассвело, спать уже никто не ложился. Я сдал свой пост и решил отдать воздать должное нескольким индейкам, чье кулдыканье я слышал на некотором расстоянии от лагеря. Следуя этим звукам, я подошел к дереву, росшему на берегу ручья, примерно в трех четвертях миль от лагеря. Его ветви буквально ломились от индеек — их было штук сорок или пятьдесят, не меньше. Я выстрелил и сбил двух, и уже связывал их лапы, как издалека до меня донесся крик — как мне показалось — одного индейца. Вот, подумал я, настал день моей славы — мне предстоит поединок с индейцем — и я пошел на этот крик, осторожно, стараясь идти так, чтобы он меня не заметил. Я быстро и осторожно прошагал около мили, когда снова раздался этот пронзительный крик. Но на этот раз, на него откликнулось не менее 30-ти голосов. Это было явно больше, чем я рассчитывал, этот хор стал прекрасным средством для подавления моего страстного желания поучаствовать в одиночном поединке, теперь я уже несколько опасался за самого себя. Я бы уверенно сражался и справился с одним индейцем, но с большим их числом я связываться не хотел, поэтому я скорым шагом двинулся к лагерю. Дойдя до того места, где я нашел индеек, я закончил охоту, а потом «мелкими и частыми шагами» вернулся в лагерь. Придя туда, я сбросил своих индеек на землю, красочно и, как принято в таких случаях, энергично жестикулируя, рассказал о своих охотничьих подвигах, после чего сообщил капитану Брауну о том, что я слышал индейцев. Наскоро позавтракав, мы оседлали наших лошадей и отправились в путь. Проехав около пяти миль, мы увидели старый дом, хотя и давно оставленный его владельцем, но, очевидно, прошлой ночью принимавшим у себя гостей. Огонь в очаге еще горел, на земле лежала часть оленьей туши, а вся земля вокруг была испещрена свежими следами конских копыт. Выбрав самую насыщенную следами тропу, мы галопом шли по ней почти весь день — время от времени, тем не менее, теряя ее, но затем, конечно, снова находя. Около полудня мы наткнулись на стадо коров, в некоторых из них торчали стрелы, и они жалобно мычали от боли. В течение дня мы несколько раз находили на тропе небольшие связки палок. У индейцев, похоже, был один или несколько пленников, и эти палки означали, что их пытали и прижигали огнем. Эти находки придали нам новой энергии, и мы с удвоенной силой ринулись вперед. Ночь мы провели в своем лагере, а утром снова пошли далее по тропе, и примерно в десять часов утра мы вышли на место, где индейцы убили кобылу, а после извлечения из нее жеребенка, съели ее — команчи всегда так поступают, когда их ко-то настойчиво преследует. Мы гнали до самых холмов верховьев Биг Уашита-Ривер, для этого нам потребовался почти целый день. Вечером мы нашли опустевший лагерь, судя по всему, индейцы покинули его недавно. Нанизанное на палочки мясо все еще поджаривалось над огнем, а поодаль лежала наполненная свежей родниковой водой тыква. Несмотря на то, что она лежала на солнцепеке, вода все еще была холодной. Никаких следов белого человека — только от мокасин — также мы установили, что в этой группе был ребенок. А еще мы нашли кусочек ситцевой ткани.