Моя любовь когда-нибудь очнется - читать онлайн книгу. Автор: Чарльз Мартин cтр.№ 40

После того как занятие закончилось, я еще в течение часа проставлял оценки за контрольные, потом собрал вещи и вышел из здания. Я уже шагал через двор по направлению к своей машине, когда меня одолело любопытство, и я свернул к ограде стадиона. Футбольная команда колледжа тренировалась на дальней от меня, восточной половине поля. Закинув сумку в кабину, я прошел через ворота и двинулся к линии схватки. Мне хотелось не столько рассмотреть игроков, сколько услышать, почувствовать игру, уловить ее запах.

– Что это вы поете, профессор?.. – раздался позади меня знакомый густой бас, и я, вздрогнув, обернулся. Передо мной стоял Рассел. Он возвышался надо мной, как Гулливер над лилипутами.

– Я? Пою?.. Тебе, наверное, послышалось. Я просто… – Ладно, признаю́: я солгал.

Рассел улыбнулся.

– Не послышалось. Вы точно что-то напевали. – Он смотрел на меня в упор, и его потная, зеленая от травы улыбка была… весьма располагающей.

– Ну, может быть… Иногда я сам не отдаю себе отчета… – завилял я. – А с кем вы играете на этой неделе?

– Мне очень понравилось то, что вы пели. – Рассел приподнял брови, изо всех сил старясь не улыбаться. – Спойте еще немного.

– Говорю тебе, Рассел, я совершенно не умею петь! И не люблю. Иногда я действительно напеваю себе под нос, но… но это звучит ужасно.

– А мой отец любил петь. Особенно ему нравились блюз и старые религиозные гимны. Он так часто их пел, что иногда путал одно с другим. Например, он мог петь о девушке, которую когда-то знал, и тут же начинал воспевать божественную благодать… – На его лице снова проступила улыбка. – Так вы не ответили на мой вопрос, профессор. Вы пели или что?..

– «Пели или нет», Рассел.

– Хорошо, сэр. – Рассел покладисто улыбнулся. – Так вы пели или нет?

– Да, пел, – признался я, разглядывая футбольное поле.

– Я так и понял. А что вы пели?

Сейчас мне меньше всего хотелось болтать с Расселом. Одно дело – общаться со студентами в аудитории, и совсем другое – вне ее. Сами студенты, как правило, не видели разницы или притворялись, будто не видят. Очень скоро они захотят вести посторонние разговоры и в аудитории, и если я поддамся, уступлю, тогда моему преподавательскому авторитету конец. Нет, ни в коем случае нельзя панибратствовать со студентами, иначе они очень скоро забудут, кто из нас учитель, а кто – ученик.

– Я пел, – ответил я, собравшись, – колыбельную песню, которую моя жена Мэгги любила напевать нашему сыну еще до того, как он появился на свет.

– И какие там слова?

– Слушай, разве ты не должен быть где-нибудь там?.. – Я кивком показал на футбольное поле. – …Валять кого-то в грязи и ловить мячи?..

– Вы не ответили на мой вопрос, профессор. – Рассел покачал головой и опустил свою ручищу мне на плечо.

Должен признаться, улыбка у него была самая располагающая. Почти такая же, как у пастора Джона. Эта улыбка преодолевала любые барьеры, любые препятствия. Даже если бы кто-то заново отстроил стены Иерихона, улыбка Рассела с легкостью бы их обрушила.

– Скажу тебе откровенно, Рассел, – проговорил я, многозначительно покосившись на его ладонь на своем плече, – я не стал бы петь тебе колыбельную даже за все сокровища мира. – И, шагнув вперед, к ограде, я встал там, скрестив руки на груди и делая вид, будто меня очень заинтересовала «схватка».

– Извините, профессор, – проговорил Рассел на своем лучшем английском, – но это не слова песни!

Этот ответ обезоружил меня настолько, что я рассмеялся и, наступая на вывалившиеся из стены кирпичи, вернулся к нему.

Рассел снова улыбнулся.

– У вас очень хороший смех, профессор. Прямо жаль, что вы так редко смеетесь. Что, если бы вы постарались делать это почаще, а?..

«Неужели вся современная молодежь такая? – подумал я. – Он раздел меня почти донага, и ему все мало».

– Так какие же в ней слова, в этой колыбельной? – не отступал Рассел. – Скажите!

– Нет.

– Ну, профессор, вам что, жалко?.. – Стараясь подчеркнуть свою искренность и добрые намерения, Рассел начал жестикулировать. – Почему вы сердитесь? Мы ведь просто разговариваем, как друзья, а вы не хотите спеть мне вашу песенку.

– До свидания, Рассел. Иди лучше на поле и сбей кого-нибудь с ног. Увидимся на следующем занятии.

– Я носился по полю с самого утра, так что теперь могу и постоять. Видите ли, профессор, я умею сшибать противников с ног, а эти парни – нет. Может, все-таки споете, а?.. Я ведь слышал, как вы пели, когда я подошел.

– А как поживает твоя тестовая работа? Дело движется?

– Меняете тему, да, профессор? Но ведь мы не в аудитории, мы – на футбольном поле. – Рассел снова принялся махать руками, как человек, которому не хватает слов. – На случай, если вы не знаете, что это такое, я объясню. Вот это – трава, это – мяч, это – защитные щитки, а это – пот. Я вспотел, понимаете?.. Здесь, у этой ограды, кончается колледж и начинается игра… и давайте не будем их смешивать. – Улыбка Рассела стала еще шире. – Ну что, споете вашу песенку или мне попросить вас сделать это в аудитории? В конце концов, я крупнее вас, и…

– И что? – перебил я. – Да я завалю тебя в два счета!

– Посмотрим, как это у вас получится. – Рассел притопнул по траве своими шиповками четырнадцатого размера.

Каждый раз, когда я стоял рядом с Расселом, я невольно замечал, насколько этот парень велик и силен. Он был выше меня ростом минимум на семь дюймов, а весил фунтов двести девяносто, причем все это были мускулы и почти никакого жира (ну, может быть, процентов восемь, не больше). С надетыми под футболку наплечниками он и вовсе производил устрашающее впечатление, и я, честно говоря, был рад, что мне не нужно играть против такого, как он.

– Эй, Рассел!.. – крикнул с дальнего конца поля тренер, подбородок которого был испачкан в коричневом табачном соке. – Раз ты все равно не бегаешь, постой за квотербека!

Я присел на ближайшую скамейку, а Рассел протрусил на поле и «сел на колено» лицом к схватке. Одним глазом он следил за тренером, а другим – за мной. О, этот парень умел делать вид, будто он очень внимательно слушает! Пот ручьями стекал по его лицу, и я понял, что здесь Рассел в своей среде. Жара, защитные накладки, боль от ушибов… Рай, да и только!

Не знаю, что на меня нашло, но я сдался и запел.

Я пел колыбельную – ту самую, которую так часто пела Мэгги. Должно быть, мне и самому хотелось ее услышать. Сначала я пел очень тихо, почти шепотом, но Рассела это, конечно, не могло устроить.

– Профессор! – крикнул он, продолжая одним глазом следить за полем. – Это не считается! Я вас совсем не слышу! – В подтверждение своих слов он поднес к уху согнутую ладонь.