– И мы — у последней черты. Если он не остановится…
– В следующем году нельзя с ним детей отпускать.
– Да и будет ли он моим мужем в следующем году?
– Настя! — испугалась сестра.
– Без паники. Я сильная, я разберусь.
Обед прошел очень весело. Вымытые дети, перебивая друг друга, рассказывали о сплаве. Борис умело направлял их сумбурные речи, напоминая о событиях, называя географические точки. Боря наполнял свою рюмку, дети ели торопливо, напрочь забыв о пользовании ножом. В походе Борис заставлял их вести дневники — хоть коротко, но фиксировать события каждого дня. Записи были лаконичными и не содержали информации, которой Борис наверняка снабжал детей. Он неплохо знает ботанику и зоологию, разбирается в геологии, почвоведении. Борис — весьма эрудированный человек. И совершенно определенно — на детей обрушилось столько впечатлений и знаний, сколько переварить они не могли.
«Сломался ободок для волос», «В магазинчике не было туалетной бумаги, а наша промокла и испортилась», «Гербарий соберу в следующем году», «Закат и восход солнца — самые красивые его выступления на небе» — это племянница. Последняя запись делает честь ее художественному мышлению.
«Не могу запомнить, кто сосна, а кто елка. Папоротник размножается спорно», «Видел зайца, он в три раза больше кролика», «Арбалет утонул, а рогатка сломалась», «Папа признался, что не знает, почему северное сияние. Посмотреть в Интернете» — это сынуля.
Наевшись, сплавщики завалились спать. Маша с мужем отправились по каким-то делам. Я два часа сидела на кухне и читала книгу. Глаза бегали по строчкам, рука переворачивала страницы. Закрыв ее, я не помнила ни содержания, ни названия книги.
Зазвонил телефон, я сняла трубку. Это была Ольга.
– Настя?
– Да.
– Я тебе звоню.
– Да?
Мои сухие ответы, повергли Ольгу в ступор.
– Хотела сказать… может, глупость… но ты, наверное, подумала… — мямлила Ольга.
– Я тебя внимательно слушаю. Оленька! — вырвалось ласковое обращение. — Говори, что наметила.
– Ты не думай, что подумала, — выпалила Ольга.
Крякнув, я попросила:
– Ты не можешь поконкретнее?
– Я очень люблю дочерей и мужа! — В голосе Ольги послышалась визгливость, как следствие большой напряженности нервов. — Ты не переживай из-за нас!
С ума сойти. Она думает, что я ночей не сплю, терзаясь их проблемами. У меня своих навалом. С другой стороны, разве не удивительно, что после твоих жестких, если не сказать хамских речей, подруга тебя успокаивает? Я назвала Ольгу подругой? Приехали.
– Большое спасибо тебе, что позвонила. — Мне не требовалось натужно придавать голосу сердечность. Елей из меня тек свободно. — Правда, спасибо! Еще — простите меня. Ладно?
– Конечно.
– Оль, а у меня в семье полный швах.
Не знаю откуда, почему вырвалось это признание. Кому-кому, но не мне Ольге исповедоваться.
И тем поразительнее был ее ответ:
– Это же видно. Настя, ты такая умная! Маня говорит — как математик Кобалевская… Ковалевская… Ну, очень умная! Ты затормози и вычислишь.
– Как-как?
– Когда нас, баб, несет, то нужно силой себя затормозить, язык прикусить и до завтра рта не раскрывать.
– Оля-я-я! — изумленно пропела я.
Никогда бы не подумала, что узколобая Ольга способна прийти к тем же выводам, что и я. Торопливо попрощалась, пригласила в Москву и положила трубку.
У теории вероятности есть автор — Эйнштейн. Теория невероятности — та же штука, но вывернутая наизнанку, титула не имеет.
Только положила трубку — звонок от Леши.
– Настя, я тебе звоню.
– Да.
– Хотел сказать…
– Слушаю.
– Э-э-э… — заминка точь-в-точь как у Ольги.
Наверное, сейчас улыбается застенчиво-мужественной улыбочкой.
– Лешка, — (опять родственные нотки), — я не выдам и не предам. Хотя ты — сволочь. Такую женщину разменивать!
– Настя, спасибо! Тебе бы она поверила.
И как в ситуации, когда я увидела тоску Ольги по крепкому мужнину кулаку, так теперь услышала его, Алексея, надежду доказать свою ценность. Извините, дорогие, я тут проездом.
– Что ты хотел сказать? Ведь готовился?
– Да.
– Леша, не тяни. На вас, в Петрозаводске, влияют горячие прибалтийские парни.
– Настя, не переживай, у нас все хорошо! А девочки наши… Я и не мечтал таких произвести и ростити.
«Ростити» было невероятно трогательное выражение из лексикона Машкиной свекрови. Улет, как говорит мой сын, имея в виду ощущения неожиданные или последствия действий непредвиденные. С чего Ольга и Леша думают, что их семейные дрязги меня волнуют?
И тут Машкином голосом в мозгу тренькнуло: «Радуйся, что люди твое беспардонство воспринимают как участие. Пока воспринимают».
– Леша, у меня самой с мужем проблемы.
Привет, подсознание! Если тебя будет прорывать каждые десять минут, то я за себя не отвечаю.
– Это видно, Настя. Но ты не дрейфь. Мужики, они…
– Одинаковые?
– Да.
– А женщины разные?
– Точно.
– Врешь, конечно, но все равно приятно слышать. Леша, научи меня, как надо с мужиками себя вести.
– Как с детьми. Нам главное знать, что нас любят.
– Толково, — согласилась я.
– А то! Настя, прости указку.
Я не сразу вспомнила, что он сравнивал меня со страшным орудием первой учительницы.
– Прощаю. А жене твоей прощаю рыбу с вилкой.
– Чего?
– Поинтересуйся у Ольги. Пока! Жду вас в Москве.
Зайдя в спальню, я растолкала мужа: вставай, надо поговорить. Борису повезло с ферментами печени. Они вырабатывались в большом количестве и нейтрализовывали алкоголь за час-полтора. Подремал — и снова огурцом, готов к новым возлияниям. Жестокими похмельями Борис никогда не мучался.
«Подруге хорошо, у ее мужа язва открылась, — вспомнила я слова героини старого советского фильма, — пить бросил». Когда-то фраза мне казалась смешной, теперь — без намека на юмор. Лучше язва, чем пьянство.
Мы пришли в скверик у набережной, облюбовали скамейку. По дороге Борис купил две бутылки пива. Ловко откупорил одну, стал пить из горлышка.
– Лепота! — сказал Борис, оторвавшись от бутылки и разведя руками.
– Да, красиво. Бегущая вода и зелень вокруг — это гипнотически действует на человека.