– Вы? – я чуть не подпрыгнул от изумления.
– Кхы, кхы, – смущенно прокашлял Куликов. – Нет, не я, конечно. Оговорился, знаете ли. Моя роль ограничивалась сидением в углу и записью вопросов. Так вот, вы ни разу не упоминали о МПШ-37. Что-нибудь можете сказать о ее боевом применении?
– Честно говоря, вообще никогда о ней не слышал, наверно, она выпускалась небольшой серией.
– Жаль, – вздохнул Куликов, – так хорошо знать заранее, перспективная это разработка или не стоит тратить на нее средства.
После уже привычных уточнений, касающихся военной техники, гэбэшник неожиданно перешел к международным вопросам. Причем к таким, что я буквально раскрыл рот:
– Наше руководство беспокоит происходящее в Урумчи. До недавнего времени Шэн Шицай считался другом советского народа, но сейчас пошел на конфликт. Как он себя поведет в дальнейшем?
– Шэн кто?
Списав мое непонимание на усталость с дороги, Куликов пояснил:
– Шэн Шицай, дубань Синьцзяна. Как вы знаете, мы очень много сделали для него: посылали войска, снабжали оружием, построили авиазавод по сборке истребителей. Даже валюта Синьцзяна обеспечивается советским Госбанком. И в ВКПб дубань вступил, правда, партбилет ему выдали втайне. Но с началом войны помощь его стране пришлось свернуть и, уверившись в поражении Советского Союза, Шицай постепенно перешел от сотрудничества к конфронтации. Правда, после наших побед дубань повернул на попятную, и даже предложил включить Синьцзян в состав СССР восемнадцатой республикой. Как он поступил в вашей истории, проводил независимую политику или же примкнул к Чунцину? И на кого опирался, в частности, удалась ли его политика замирения дунган?
Внимательно посмотрев на Куликова, я не заметил признаков того, что он шутит, да и сегодня не первое апреля. Но все эти имена и термины были абсолютно непонятными. Покопавшись в памяти, я извлек оттуда Шао Линь, шаньюя гуннов, город Дубай, дунланцев из Средиземья, но ничего похожего на перечисленные майором незнакомые слова не обнаружил. Пришлось признать свою полную некомпетентность.
– Это вообще что за страна?
Изумленно округлив глаза, майор едва не выронил карандаш, которым готовился записывать ценные сведения:
– Китай, какая же еще.
– А разве там правителя зовут не Гоминьдан, то есть этот, Чан Кайши?
Куликов посмотрел на меня жалостливым взглядом, как будто я заявили, что Париж столица Рима, и трагически воздел глаза к потолку:
– Господи, чему вас только в школе учили.
– Ну так объясните невежде.
– Синьцзян формально относится к Китаю, хотя на самом деле Уйгурия практически независима.
– Ах, Уйгурия, – чуть не задохнулся я от возмущения. – Так бы и сказали, а то какие-то сизяни-масяни. Эта территория, надо сказать, весьма беспокойное место, к тому же после войны китайцы стали усиленно ее заселять, вытесняя коренное население. Там постоянно случались какие-то восстания, перевороты и волнения. Но все-таки, несмотря на беспокойную обстановку, мы смогли развернуть там добычу бериллия, весьма редкого и ценного металла.
– Бериллий! – радостно воскликнул Куликов, не скрывая эмоций, – Меня атомщики уже озадачили этой проблемой, у нас же нет своих месторождений.
– А скажите, тащ майор, – попробовал я вызнать еще одну тайну, – почему Синьцзян собирался стать восемнадцатой ССР, разве их не шестнадцать?
– Ах, вот что вас удивляет. Конечно шестнадцать, а семнадцатой полуофициально считают Монголию. Жаль, что вы так мало знаете о государствах Азии, но не вините себя. Я понимаю, для вас этот период истории то же самое, что для меня эпоха русско-турецкой войны. Давайте перейдем к более близким к вам событиям будущего, и начнем с Китая.
Наконец-то пригодилось и мое второе экономическое образование. Конечно, в моей прежней работе знание международной финансовой политики не требовалось, и профессионалом в этой области я не был. Но зато регулярно следил за экономическими новостями и имел четкое представление как о курсовой политике Китая, так и о проблемах размещения его огромных валютных запасов.
Майор внимательно слушал, записывал и постоянно уточнял:
– Я бы сказал, что это своеобразный симбиоз нашего НЭПа и индустриализации, – прокомментировал он услышанное. – Александр Иванович, так если КНР у вас выходит на первое место в мире по промышленному производству, то значит, социализм все-таки победил?
В растерянности от такого вывода я только похлопал глазами, но быстро нашелся:
– Вовсе нет. Дело в том, что товарная экспансия удалась китайцам лишь благодаря низкой себестоимости. Да, они завалили своей продукцией весь мир, но она конкурентоспособна лишь до тех пор, пока рабочим платят гроши. А крестьяне, так те живут просто в нищете.
Задав еще пару десятков вопросов, Куликов потянулся, подвигал затекшими плечами и достал очередную папку:
– Решать будущую судьбу Индии и Китая, с их миллиардами жителей, конечно, очень важно. Но вот другое дело, которое нам с вами поручили, будет намного сложнее. Давайте-ка сначала перекусим, а уже потом приступим к работе.
* * *
Важным заданием, которое мне предстояло свершить, было, как ни странно, написание киносценария. Весь мой литературный опыт до этого исчерпывался лишь парой небольших рассказиков на одном популярном сайте альтернативной истории, так что я ужаснулся от подобного поручения. Но к счастью, задача оказалась не такой невыполнимой, как мне сначала показалось. Оказывается, фильм уже снимается, и нужно лишь немного подправить сюжет, чтобы приурочить к реальным событиям, произошедшим недавно под Курском.
Разобравшись в этом и поняв, что задание Верховного мне по плечу, я повеселел:
– Справимся, товарищ Куликов. А снимать фильмы дело полезное. Как сказал Ленин, кино это важнейшее из искусств.
– Неправильная цитата, – назидательно поднял палец майор. – Полностью фраза звучит так: «Пока народ безграмотен, важнейшим из искусств является кино».
Просмотрев все бумаги, касающиеся подвига противотанкового дивизиона, я вынес вердикт:
– Придумывать ничего не нужно, все написано до меня и даже снято. Бондарчук, то есть, тьфу ты, Бондарев. «Горячий снег».
Требовалось только немного подогнать сюжет фильма под реалии сорок первого года и сократить, насколько можно. У нас-то будет не полнометражная картина, а по сути военная хроника. Ну, ломать не строить, всегда мечтал поработать редактором, выкидывающим целые главы из книги. Эпизод с лошадками на скользком спуске оставим, он очень характерен. А вот вредного комбата батареи, как там его, Дроздовский кажется, мы выкинем, да и все равно военная цензура не пропустила бы. Комбат должен быть личностью исключительно положительной. Бойца с гранатами против самоходки он тоже посылать не станет, тот сам вызовется.
Дело споро двигалось, Куликов только успевал записывать. На все мои рацпредложения он согласно кивал, пропустив без комментариев даже сцену обмывания орденов. Единственно, в чем гэбэшник засомневался, это в способности санитарки легко заряжать орудие, однако я настоял на своем: