– А где ректор? – подозрительно уточнил страж.
– Я за него, – отмахнулась лапкой Гуля, тут же потеряла к Лопастику всякий интерес и во все глаза уставилась на меня. – А мы-то уж и распрощаться с тобой успели. Я самолично ректору на подпись бумаги о твоем отчислении носила. А ты вместо того, чтобы быть на полпути к прайду, стоишь вся такая счастливая, довольная и улыбаешься.
А я действительно улыбалась, потому что была безумно рада видеть эту языкастую заразу. Лучше каменная вредина, чем Итон-Бенедикт.
– Шиш вам всем, – громко засмеялась я и даже для наглядности скрутила из пальцев вышеупомянутую комбинацию. – Не вернусь в прайд, так ректору и передай. А отчислить без видимой на то причины он не имеет права.
– Ну, допустим, у опытного руководителя причина всегда найдется… – ухмыльнулась горгулья, подлетела ближе и устроилась на моем правом плече. – Колись, кошечка, как умудрилась уговорить леопарда отпустить тебя? Истинные пары не разбрасываются своими половинками… И да, кстати… зачем ты потащилась через это лихолесье, а не вошла через главный вход, как подобает воспитанным пардам?
– У входа Маккалич…
Я показательно скривилась, дабы продемонстрировать свою любовь к телохранителю младшего наследника.
Гуля внимательным взглядом окинула мое лицо, нахмурилась и поскребла коготком щеку.
– Хм… – задумчиво выдала она и нетерпеливо топнула лапой по моему плечу. – Ну и чего стоим, кого ждем? Пошли скорее твои документы восстанавливать. Да советую поторопиться, пока курьер с твоими вещами не уехал. А по дороге ты мне все-все с подробностями…
– Минуточку! – влез в чисто женский междусобойчик Лопастик. – А незаконное проникновение? А попытка провоза контрабанды?
– Контрабанда? – заметно оживилась Гуля, и ее маленькие красные глазки загорелись огнем предвкушения. – О-о-о… контрабанда – это то, что я люблю. И что же хотела протащить парда на территорию Академии?
Я молча отодвинула край рукава и продемонстрировала горгулье печать.
Ну все… Сейчас тут такое начнется! Помощница ректора поднимет шум, потащит к ректору… Итон-Бенедикт начнет допытываться, кто и как умудрился проклясть его студентку… Сам снять магию печати он, скорее всего, не сможет, так что прибегнет к помощи педагогов.
Вызовут специалиста по проклятиям – профессора Тебиана. А он ведь тоже маг крови, и что-то не припоминаю, чтобы упоминал хоть одно проклятие, сотканное посредством магических чернил.
Значит, соберут консилиум из всего педагогического персонала, и понесется… Один предложит мне руку отпилить, пока эта гадость не впиталась окончательно, второй – погрузить в стазис, третий скажет, что для волнения нет причин, а в конечном итоге все переругаются, так и не найдя верного решения. А верное решение есть – оно наверняка записано в толстой тетрадке, врученной мне бабушкой Лили. Иначе где еще я могла видеть похожий символ?
Удивительно долго длится минута, в течение которой Гуля рассматривает печать на моей руке, затем слетает вниз, слюнявит указательный коготок и недоверчиво проводит им по чернилам.
– Это что такое? Это и есть твоя контрабанда? – удивленно уставилась на меня она. – Детка, а где спиртные напитки, запрещенные сладости, взрывоопасные вещества и взрослая литература?
Горгулья была явно разочарована.
– Какая-то нынче чересчур правильная молодежь пошла, – удрученно покачала она каменной головой и махнула крылом. – Пошли, я тебя по пути просвещу, как ведут себя порядочные обучающиеся.
Глава 7. Факультет закрытых знаний
В наступившей прохладе вечера было разлито удивительное спокойствие. Вернувшиеся после выходных студенты попрятались по своим комнатам, спешно готовя несделанную домашнюю работу на завтра. Преподаватели тоже вернулись в Академию и, сидя у себя в домиках, строили коварные планы (именуемые «план-конспект занятий») против молодых умов на следующую учебную декаду.
И только я тихо кралась между деревьев, прижимая к груди мягкое махровое полотенце кричаще-розового цвета. Сей ценный банный предмет был одолжен у Кики, поскольку среди собранных по коробкам и чемоданам вещей я так и не нашла собственное.
Близилась полночь, а я все еще не была уверена, что сняла дурацкое проклятие, наложенное старухой из переулка.
Да, память меня не подвела – древняя буква «пси» в обрамлении точек действительно была изображена на полях бабушкиной тетради. И только благодаря привычке записывать каждую стоящую, на ее взгляд, информацию и подробно конспектировать что-то необычное я смогла разобраться, с чем имею дело.
Надо сказать, паниковала я зря. Пробираясь сквозь непонятные каракули, сокращения и завитушки бабушкиного почерка, я узнала главное: наложенное проклятие – самое слабенькое из арсенала чернильной магии, без серьезной угрозы для жизни и личности. Основная задача проклятия «Белой хвори» (а может, и «Слабой двори», говорю же, почерк бабули далек от совершенства) заключалась в том, чтобы понизить иммунитет проклятого, активность и аппетит. Причем, судя по количеству точек вокруг символа «пси», действие данного проклятия ограничивалось всего семью днями.
Спрашивается, на кой сдалось кому-то мое плохое самочувствие? Ну почихала бы я, ну пошмыгала носом, ну чуток не поела (кстати, разгрузочная диета моим бокам пошла бы явно на пользу), ну снизилась бы активность… Зачем кому-то рисковать, привлекать мага чернил, которого днем с огнем не сыскать, потом устраивать спектакль со старушкой только ради обычного гриппа, который (и то не факт!) обрушился бы на мою черную шкурку?
Так и не найдя ответа на этот тревожный вопрос, я, опираясь на записи в бабушкиной тетради, провозилась весь остаток дня и вечера, готовя специальную пасту для подавления печати. Получилось или нет – я так и не ощутила, поэтому, плюнув на свои кривые ручонки, решилась на крайние методы самоисцеления и покинула общежитие.
Свернув с утоптанной тропинки, я устремилась к непролазной с виду чаще слабо благоухающих кустов жасмина, который так любил бывший ректор. Неслышно ступая по лесной подстилке, добралась до темнеющего впереди забора и, перехватив полотенце поудобнее, полезла по стволу молодой яблоньки.
Перекидывая через сколоченные вместе доски ногу, поймала себя на мысли, что это уже второй забор за сегодня, и почему-то улыбнулась. Спрыгнув, глянула на ректорский дом. Света не было ни в одном окошке, и даже лампочка над верандой, всегда горевшая у Варениуса, сейчас была потушена.
По заверениям горгульи, Итон-Бенедикт не слишком жаловал домик бывшего ректора, предпочитая коротать вечера и ночи в своей городской квартире в объятиях той самой женщины с омерзительно сладким парфюмом. Хоть бы ей кто намекнул, что выливать на себя весь флакончик чревато большими проблемами! Осам и пчелам ведь не объяснишь, что это просто духи.
Обогнув грядки, оставшиеся от прежнего хозяина, я приблизилась к бассейну с темнеющей во мраке ночи водой. Кинув полотенце к бортику, торопливо начала раздеваться, спеша поскорее окунуться, вылезти и убежать к себе в комнату, чтобы потом пить горячий чай в компании Кики и заскочившего на огонек Шархая.