Ричер повернулся вполоборота и посмотрел через рельсы на противоположную платформу. Выход прямо напротив нее перекрывала лента. А также следующий, и еще один. Иными словами, все выходы были закрыты бело-голубыми лентами. Полиция, не входить. Получалось, что подняться наверх он не мог. Проблема. Бродвей-Локал – отличная ветка, а станция на 23-й улице – великолепный пример своего рода, и Ричер множество раз ночевал в местах хуже этого. Но у него были дела и очень мало времени, чтобы с ними разобраться.
Джек вернулся к первой лестнице, нырнул под ленту и начал медленно подниматься, поворачивая голову направо и налево, глядя прямо перед собой и особенно наверх, но ничего необычного не увидел. Никакой торчавшей не на месте арматуры, упавшего куска бетона, разбитых ступенек или тонких ручейков крови. Не было даже кусков плоти на плитках.
Ничего.
Ричер остановился на лестнице так, что его лицо оказалось на уровне с тротуаром 23-й улицы, и внимательно посмотрел направо, потом налево.
Ничего.
Он поднялся еще на одну ступеньку, развернулся и взглянул через неровный тротуар Бродвея на Флэтайрон-билдинг, куда ему нужно было попасть. Посмотрел направо и налево. И ничего не увидел.
Меньше, чем ничего.
Ни машин, ни такси. Не было автобусов и грузовиков, спешащих по своим делам фургонов с написанными в спешке на дверцах названиями компаний, которым они принадлежали. Не было мотоциклов и скутеров компании «Веспа», выкрашенных в пастельные тона. Не было разносчиков на велосипедах, которые развозят заказы из ресторанов, или курьеров, доставляющих почту. Не было никого на скейтбордах или роликах.
И пешеходов.
Стояло лето, время – почти одиннадцать вечера, тепло. Прямо перед Ричером Пятая авеню пересекала Бродвей, впереди находился Челси, за спиной у него – Грамерси, слева – Юнион-сквер, а справа нависал громадный Эмпайр-стейт-билдинг. Тут должно было быть человек сто. Или тысяча. Или десять тысяч. Парней в парусиновых туфлях и футболках, девчонок в коротких летних платьях, которые неспешно прогуливались бы, спешили в только что открывшиеся клубы, в бары, чтобы пропустить стаканчик водки, или в кино на последний сеанс. Иными словами, улица должна быть заполнена людьми. Всюду смех и разговоры, шаги и радостные вопли, какие издает довольная толпа в одиннадцать вечера теплого летнего дня, сирены и сигналы машин, шорох шин и рев моторов.
Но ничего этого не было.
Ричер снова спустился вниз по лестнице и нырнул под ленту. Затем прошел под землей на север, к лестнице, которую проверил второй, и на сей раз переступил через ленту, потому что она провисла. Так же осторожно, но быстрее поднялся наверх и оказался справа, на углу. Мэдисон-сквер-парк с оградой из черного железа и множеством темных деревьев находился впереди. Его ворота все еще оставались открытыми, но никто там не прогуливался, не входил и не выходил. Вообще никого не было.
Ричер шагнул на тротуар, стараясь держаться поближе к ограде у начала лестницы, которая вела в метро. В конце длинного квартала, на западе, он увидел вспышки огней, синих и красных, и понял, что там припаркован полицейский автомобиль. Заграждение на дороге. Не заходить. Получалось, что 23-я перекрыта, как и многие поперечные улицы, а также Бродвей, Пятая авеню и Мэдисон – скорее всего, до 30-й улицы.
И никого вокруг.
Ричер посмотрел на Флэтайрон-билдинг, узкий треугольник с острым углом впереди, совсем как тонкий клин или скромный кусок пирога. Но Джеку он представлялся носом корабля, как будто к нему приближался огромный океанский лайнер. Не самая оригинальная мысль – он знал, что многие чувствуют то же самое. И даже громадное стекло на фасаде первого этажа не портило впечатления – как раз наоборот, усиливало его, потому что походило на выступающую подводную часть супертанкера, видимую только в те моменты, когда он нагружен не слишком сильно.
Наконец сквозь двойное стекло окон Ричер увидел женщину в темных брюках и темной рубашке с коротким рукавом, которая стояла на Пятой авеню и смотрела на север. Она что-то держала в правой руке. Может быть, телефон. Или «Глок-19».
Ричер отошел от ограды подземки и зашагал на другую сторону улицы. На красный свет, но машин все равно не было. У него вообще возникло ощущение, будто он оказался в городе-призраке и, кроме него, на Земле не осталось ни одного человека. Если не считать женщины на Пятой авеню, к которой он направлялся, выбрав в качестве ориентира застекленное окно Флэтайрон-билдинг, и его каблуки выбивали громкую дробь в царившей на улице тишине. Стекло на фасаде защищала треугольная железная рамка, похожая на миниатюрную лодочку, спасающуюся от догоняющего ее танкера. Она была зеленой, как мох, с украшениями цвета имбирных пряников тут и там, металл и стекло, огромные панели длиной с автомобиль и высотой в половину роста человека.
Женщина заметила Ричера. Повернулась в его сторону, но отступила на несколько шагов, как будто хотела, чтобы он последовал за ней, на юг и в тень. Джек обогнул выступающий нос лодочки и увидел, что женщина держит в руке телефон, а не пистолет.
– Вы кто такой? – спросила она.
– А кто спрашивает? – поинтересовался Ричер.
Женщина повернулась к нему спиной – и тут же снова лицом, быстро и уверенно, точно ложная атака на баскетбольном поле. Но он успел прочитать «ФБР» на рубашке.
– А теперь ответьте на мой вопрос, – потребовала она.
– Обычный человек.
– И что вы тут делаете?
– Смотрю на это здание.
– Флэтайрон?
– Нет, на то, что у него впереди. На стеклянную часть.
– Зачем?
– Я что, слишком долго спал? – спросил Ричер.
– В каком смысле? – спросила женщина.
– Может, какой-то безумный старый полковник устроил государственный переворот? И мы теперь живем в полицейском государстве? Видимо, я отключился и все пропустил.
– Я – федеральный агент и имею право потребовать, чтобы вы назвали свое имя и показали мне удостоверение личности.
– Меня зовут Джек Ричер. Второго имени нет. Паспорт лежит в кармане. Хотите, чтобы я его достал?
– Очень медленно.
Так он и сделал, очень медленно. Сложил пальцы ножницами, точно карманник, вытащил тонкую голубую книжечку и выставил ее перед собой, чтобы женщина поняла, что это такое, затем передал ей, и она ее открыла.
– Почему вы родились в Берлине? – спросила она.
– Я не контролировал передвижения моей матери, поскольку в тот момент являлся всего лишь эмбрионом.
– Почему она была в Берлине?
– Потому что там находился мой отец. Мы были семьей морского пехотинца, и моя мать говорила, что я чудом не появился на свет прямо в самолете.
– А вы тоже морской пехотинец?
– В настоящий момент безработный.