Леху Витя обнаружил дома в полубессознательном состоянии, заблевавшим весь пол и покинутым девушкой Дашей, которая хлопнула дверью со словами: «Я с нищим алкоголиком жить не буду». Витя кое-как отпоил Леху пивом, и к концу недели, когда тот начал соображать, они обдумали ситуацию. Ситуация была хреновой. Задача имела два решения – либо голова в кустах, либо ехать на север. Решение пришло быстро, Витя развернул подробную карту, стащенную его знакомым географом с кафедры университета, провел рукой по дороге, ведущей от Перми к искомой точке на дикой границе области. Дорога, судя по карте, заканчивалась километрах в ста от объекта. Знакомый географ, призванный подтвердить показания его уворованной карты, икнув после выпитого с Лехой очередного стакана «для конструктива», подтвердил:
– Да жопа там. Нету там дорог. Мы туда после универа на практику ездили в геологоразведку. Только на гусянке. Или зимой на лыжах. Или по реке. Но как по реке, я не знаю, я воды боюсь – плавать не умею.
Географ выпил еще и упал на карту, прикрыв собой аграрно-нефтеносный юг области. Витя его не трогал, его интересовал север. Дорога кончалась в Ныробе, дальше было направление. Внимательно промерив линейкой дорогу, он выяснил, что от Ныроба десяток километров до реки Колвы, а по ней можно проплыть еще двадцать до устья реки Вишерки, по которой почти через сто километров можно заплыть в озеро. Но это было лишь предположение, а как все будет в реальности, Витя не знал. Решили следующее: сначала пойти налегке, разведать, найти скважину, а уж потом снова с техникой прийти – лебедка, инструмент, всё, что понадобится.
По знакомым туристам собрали палатку, спальники, надувную лодку. Леха взял отцовский дробовик, чтобы отбиваться от медведей, которые, по словам того же географа, кишели в тех местах и мечтали полакомиться человечиной. Закупили провиант в виде тушенки и макарон с гречкой. И ранним летним утром вдвоем, провожаемые лишь шатающимся географом, который указывал им дрожащей рукой путь в сторону севера и ронял слезы жалости к себе: из-за работы он не может поехать с ними в увлекательный поход, а водки за всю неоценимую помощь в его подготовке они ему не оставили, – Леха и Витя выдвинулись в сторону прославленных пермских мест лишения свободы.
Средством передвижения выбрали «сапог», в огромное «голенище» которого вошли все вещи. До Ныроба доехали без приключений, дорога была кочковатая, асфальт то и дело пропадал, поэтому Витя не гнал, ловя рулем ровную поверхность. За стеклами бежали поля, покрытые свежей зеленью, сколки берез, осин и елей, позже – сосновые молодые леса, высаженные то ли трудолюбивым советским народом, то ли пленными немцами. По мере приближения к Уральскому хребту дорога становилась холмистее, впереди проглядывали скромные вершины гор.
Проехали встречающий гостей Соликамска огромный террикон калийного рудника, торговую площадь с Троицким собором, Воскресенской церковью и – в низине у речки Усолки – Крестовоздвиженской, которую без купола почти не видно было.
Далее была Чердынь, старинный город, без видимых изменений, как законсервированный, переживший столетия – с множеством церквей, смотрящихся в быструю Колву и стесняющихся своей бескрестовой наготы перед великаном Полюдом, издали посверкивающим лысыми камнями вершины, с тюремной больницей, из чьего окна прыгал поэт, которым гордится страна, его сгубившая, а читала только малая часть ее населения. А вот и Ныроб, стыдливо прикрывший колючку и вышки зоны чудом сохранившимся забором давно снесенной часовни над ямой боярина Романова, как и многие, принявшего здесь смерть в неволе. Но ничего этого Витя и Леха не знали. Леха спал, а Витя вообще головой не крутил, шея затекла от долгого сидения за рулем, глаза устали: как-никак пятьсот километров вел машину один.
В Ныробе растолкал Леху, они подивились на ограду колонии, поплевали через левое плечо по старинной русской традиции, спросили дорогу. Кое-как, плутая по лесным грунтовкам, выехали к крутому берегу реки.
– Колва. Вон там, на другом берегу, деревня, так нам туда, – указал Витя. Но моста через реку не было. Освежив в памяти карту, он предложил надуть лодку и на веслах проплыть вверх, а там потихоньку, зайдя в устье Вишерки, и до озера дочапать, но Леха покачал головой:
– Зря мы лодку взяли. Против такого течения нам не выгрести. – Леха бросил в воду щепку, та, подхваченная потоком, быстро понеслась вниз. – У тебя план «б» есть?
Плана «б» у Вити не было. Если только переплыть реку и пешком по берегу. Наступила минута уныния, которая грозила перейти в пьянку, потому что Леха уже откупорил бутылку водки и хлебнул, закусив сосиской. Отвлек их от этого местный житель, уверенно пересекающий реку на лодке странной конструкции, длинной и узкой, умело орудуя шестом. Подъехав к берегу, он сплюнул и спросил:
– Куревом не богаты?
Леха протянул сигареты. Абориген степенно выкурил одну, вторую засунул за ухо. Указал на початую бутылку водки:
– Чо это, есть еще?
Витя пожал плечами, не понимая темы и ожидая агрессии со стороны незнакомца, но Леха молча протянул тому бутылку. Небритый кадык аборигена заходил вверх-вниз, жидкости в бутылке поубавилось.
– Так чо, это, вы чо тут? – задал мужик еще один непонятный вопрос, с сожалением возвращая водку Лехе.
– Нам на озеро надо, – задумчиво произнес Леха без надежды на понимание, просто так, риторически.
– Так чо, это, давай подвезу. Чо, на рыбалку? Короче, три бутылки и бензин, так чо, поехали?
Абориген произнес свою тираду так быстро, что Витя сначала не понял смысла и только через какое-то время осознал, как им повезло. Леха достал три бутылки водки, которые перекочевали в бездонные карманы аборигена, тот прыгнул в лодку, оттолкнувшись от берега.
– Щас, мотор прицеплю, канистры привезу. Чо, с «сапога» бензин сольем, нет? Шлангу тож привезу, щас, мужики, я мигом.
Лодка быстро удалялась от берега.
– Водку, гад, взял, не приедет, обманет, – простонал Витя, но Леха, закурив, отрицательно помотал головой:
– Приедет, не дрейфь.
И он не ошибся. Абориген не только вернулся с установленным на высоком транце древним мотором, но и сам слил с «сапога» бензин, причмокивая губами, когда засасывал его в грязный шланг, помог перетащить вещи и даже погрузил бесполезную резиновую лодку, сказав, что на озере пригодится. Удивленно спросил, где же рыбацкие снасти, но тут же, увидев чехол дробовика, понятливо кивнул: мол, сам ружьишком балуюсь, браконьерю. Назвался он челдоном Валерой: челдон – это, по его словам, «человек с Дона», а он, мол, потомок лихих казаков Ермака.
К вечеру, с трудом преодолевая мощное течение Колвы, лодчонка, тарахтя мотором и огибая красивые скалы, которые челдон Валера называл камнями, зашла в устье Вишерки. Мотор сломался через полчаса. Валера матюгнулся, пару раз попробовал завести, но быстро темнело, и он, взяв топор, ушел в лес за дровами. Леха уже был пьян, а Витя сидел в темноте, вздрагивая от каждого шороха. Казалось, из подступившего близко к воде страшного черного леса вот-вот выйдет медведь и задерет, а из воды выползут якобы несуществующие, но такие сейчас реальные кикиморы, уволокут в холодные струи и защекочут там до смерти. Но вместо медведя притащился Валера с бревном на плече, сказав: