Папеньке Востриков нравился, но считал он его молодым и партией для дочери пока негодной. А вот господина Коромыслова – вполне, судя по тому, что стал тот частым гостем в доме начиная с пятнадцатого года. Человек был невзрачный, но честный, служил в присутствии при казенной палате и имел чин коллежского асессора, несмотря на свой довольно юный возраст, как считал папенька: господину Коромыслову было за тридцать. Дамам он нравился, так как одевался щегольски, носил все заграничное и неряшества в одежде не допускал. Но самой Вареньке казался скучным. Беседы вел все о политике, улыбался редко, в основном сидел, отвечая на вопросы отца. Через год Варя как-то привыкла к нему, а когда папенька заговорил о замужестве – и вовсе поняла, в чем тут дело. Конечно, хотелось ей мужчину, который вез бы ее по бескрайним прериям на диком мустанге, спасая от индейцев, как у писателя Купера, или защитил от пиратов в теплых морях у побережья Южной Америки, но в конце концов решила она папеньке не перечить. Все-таки важнее достаток в семье и муж верный, а приключения – это только для книжек. Коромыслов был не из бедного рода, сбережения имелись, свой дом и дача в Курье, съемная квартирка на море на лето, кажется во Франции, жизнь с ним обещала быть небедной. А любовь… К любви Варенька относилась, как к еде. Проголодаешься – вот и любовь наступит.
Так после окончания ею гимназии и начала работы в школе стал господин Коромыслов, его высокоблагородие, официальным женихом Варвары Григорьевны.
Смущали Вареньку только письма реалиста Васи. Вырос он юношей красивым и статным, возможно, даже был и умен, но волочился за ней в прямом смысле. Просто ползал у ног. Никакой уверенности в себе, молчит – иногда аж не по себе. И смотрит, будто последний раз видит. Одним словом, с Василием она предпочитала встречаться редко. А тут он и сам пропал, уехал, но письма, налитые любовной страстью, присылал регулярно. И чем больше слал, тем больше в них было глупостей. В последних стихи писал, сначала поэтов разных, потом уж и свои начал, но стихи были неинтересные, и Варенька письма вообще читать перестала. Просто выбрасывала в печку. А сейчас и получать их никак нельзя: не дай бог, жених увидит – скандал. А они всё идут! Варенька решилась написать назойливому ухажеру. Судя по обратному адресу, в армию. Видимо, реалист по патриотическому зову ушел вольнопером на фронт воевать с немцами. В Перми война была неощутима, шла где-то далеко, была непонятна, только вот женихова квартирка во Франции стала из-за нее недоступной. По поводу того, что бывший реалист Вася сделался военным, положительных эмоций, да и вообще любых, у Вари не возникало. Поэтому поток писем надо было остановить, и она начала писать.
«„Уважаемый Василий“… Так ли надо писать? – думала Варя. – Может быть, „милостивый государь“?»
Но это архаичное выражение претило ей. Пусть будет «уважаемый». Ведь в душе она уважала его странные поступки и его любовь к ней.
«Хочу сообщить Вам, что в данное время обручена с человеком, которого собираюсь любить всю жизнь, и, несмотря на то что Ваши чувства ко мне ярки и очевидны, прошу Вас не писать мне более в связи с этим событием…» Мысли Вари путались. А может, всё зря? И господин Коромыслов не нужен ей, и она никогда не сможет его полюбить? Возможно, надо подождать еще, и придет любовь, настоящая, как в романах, а не так, по требованию папеньки. Ведь этот господин даже не добивался ее любви, не ходил с ней на Каму, не дарил конфет и цветов – тогда зачем она идет на это? Не было даже поцелуя, взгляда глаза в глаза – не было ничего. Варя задумалась, глядя на белый лист с каллиграфически выведенными буквами, рука дрогнула, и с пера слетела маленькая капелька чернил, расплывшись мгновенно причудливым чудищем на середине листа.
«Ах, надо переписать…» – Варя хотела скомкать лист, но тут за спиной скрипнула дверь, и кто-то тихо вошел в комнату. Она оглянулась и оторопела: Коромыслов Иван Николаевич собственной персоной.
– Здравствуйте, Варвара Григорьевна, – тихим голосом произнес он, – хотелось бы в знак нашей помолвки презентовать вам вот это, – из-за спины господина в черном сюртуке появился небольшой букет цветов в белых тонах.
– Как неожиданно! Спасибо, Иван Николаевич.
Коромыслов первый раз без отца заговорил с Варенькой, и она была несколько удивлена. Его ладони были теплые и влажные, и Варя ощутила это даже через бумагу, в которую были завернуты цветы. Смущенно уткнулась в бутоны лицом, вдыхая аромат.
– И вот еще, Варвара Григорьевна, опять же в честь помолвки хотел бы преподнести один предмет, – рука Коромыслова исчезла в кармане сюртука и появилась вновь с бархатной коробочкой. Он открыл ее, предлагая Варе посмотреть содержимое. Оно было прекрасно! Варенька никогда не имела золотых украшений, в ее доме это было не принято, поэтому среди ее девичьих аксессуаров были только серебряные и оловянные безделушки. В коробочке блестело золотое колечко, небольшое, но с изящными завитками по краям покрытого голубой глазурью замочка. Конечно, в лавках ювелиров на Сибирской она видела такие изделия, но стоили они достаточно дорого, и просить папеньку купить она не осмеливалась.
В тот же момент забылось всё: и письмо Василию, и мысли о замужестве. В глазах Вареньки стоял блеск золота и сияла признательность тому, кто это золото ей дарит. Забыв об этикете, она схватила коробочку, надела колечко на палец – «Кстати, подошло идеально, откуда он знает мой размер?» – и закружилась по комнате, вытягивая руку и улыбаясь замочку на кольце.
– Ах, не правда ли, Иван Николаевич, мне идет? Как красиво!
Коромыслов, самодовольно улыбаясь, стоял у двери, плотоядно оглядывая кружащуюся по комнате девушку. Это его законная добыча. Пока Варенька радовалась, всячески подставляя колечко лучам солнца и заставляя его играть желтыми искрами на пальце, он бросил взгляд на листок с кляксой, лежащий на столе.
– А что это вы, Варвара Григорьевна, пишете? Стишками балуетесь? А, нет, письмо вроде пишете. «Уважаемый Василий»… Кто этот Василий?
Варенька смущенно бросилась к столу, смяла недописанное письмо.
– Да так, просто мальчик. Никто.
– Вы, Варвара Григорьевна, сейчас уже находитесь в статусе. Вам некрасиво иметь романы. Извольте быть благоразумной, это кольцо есть клятва верности. Вы взяли кольцо – стало быть, вы поклялись мне быть супругой.
– Ах да, Иван Николаевич, простите, конечно, это совсем не то, что вы подумали, это…
– Я ничего такого не подумал, я просто сказал вам, как и что должно быть. Вы согласны со мной?
– Конечно, конечно.
– Ну, вот и хорошо. Тогда до встречи, Варвара Григорьевна, мне еще надо переговорить с вашим батюшкой, обсудить все нюансы будущей свадьбы. До свидания, – и Коромыслов вышел, мягко ступая по скрипучим доскам пола.
Свадьба состоялась зимой семнадцатого года, еще до февральских событий, распорядились делать скромно из-за войны и всего, что с ней связано. С утра венчались в Воскресенской церкви, держали свечи и ходили в венцах. Как положено, перемешали троекратно кольца и надели их друг другу на пальцы. Гости все по большей части стояли пожилые, папенькины знакомцы да сослуживцы Коромыслова. На свадебную прогулку отправились под перезвон колоколов на санях, запряженных тройкой. Мороз был силен, снег скрипел под полозьями неприятно, и Варенька морщилась от головной боли, хотя и кагору-то выпила совсем чуть-чуть. Родители ехали сзади, а остальные гости вообще не поехали, отправившись сразу в дом к Коромыслову, поскольку холодно и выпить за молодых пора уж. Катались до Сибирской заставы, по Загородному саду и обратно. Засветло сели за столы, кто-то произносил тосты, заставляя новобрачных целоваться. Варенька никак не могла привыкнуть к усам Ивана Николаевича и постоянно об них кололась, хоть усы были аккуратно стрижены по моде. Есть не хотелось. Было как-то неуютно на застолье, но маменька и папенька радовались всерьез, и Варя не могла их подвести своей нервозностью. Пригубливала вино да улыбалась гостям. Коромыслов же, напротив, был приветлив и спокоен, вел беседы и отвечал на тосты, чуть приобнимая Варю, особенно когда касался своими усами ее губ.