Аденауэр. Отец новой Германии - читать онлайн книгу. Автор: Чарлз Уильямс cтр.№ 70

К началу 1944 года для Аденауэра стало ясно: поражение Германии неизбежно. Он постоянно слушал иностранное радио, не в последнюю очередь немецкоязычные передачи Би-би-си. В доме была только одна постоянно живущая там служанка, от ближайших деревенских домов усадьбу Аденауэров отделяло значительное расстояние, так что в сравнении со многими другими соотечественниками у него было меньше оснований опасаться доноса; тем не менее он всегда настраивал приемник на минимальную мощность и вдобавок с головой накрывался одеялом. То, что он слышал, убеждало его в лживости официальных реляций; он имел возможность узнать, что Восточный фронт рушится, что Италия потеряна и что вот-вот начнется высадка союзников во Франции. Его мысли все больше и больше обращались к вопросу о том, что будет после войны и какая роль выпадет на его долю. Характерный показатель изменения в его восприятии мира и себя в нем: в начале 1944 года он навсегда забросил свои изобретения.

Июнь 1944 года. Грохот советских танков на востоке и канонада на захваченных союзниками плацдармах на побережье Нормандии ознаменовали собой начало конца Третьего рейха. Внутри самой Германии все больше и больше немцев стали задаваться вопросом о смысле войны и последствиях неминуемого поражения. На этой основе созрел и почти свершился заговор против Гитлера. Однако его участникам не удалось соблюсти необходимой конспирации: слишком долго они занимались разработкой различных планов, слишком много людей оказались посвященными в них, слишком уж невоздержанным на язык оказался Герделер. В результате слухи о предстоящем военном путче распространились задолго до того, как 20 июля такая попытка была наконец предпринята; гестапо заблаговременно освежило списки подозрительных, и в этом списке, несомненно, фигурировал и Конрад Аденауэр.

После провала попытки покушения на Гитлера 20 июля гестапо сразу же провело серию арестов, явно руководствуясь не близостью того или иного лица к кругу заговорщиков, а скорее наличием на него компромата. Одним из первых был арестован старый друг семьи Йозеф Гиссен по обвинению «в подрыве морального духа армии». Основанием послужило ранее перехваченное цензурой письмо сыну, где он упоминал о том, что англичане разбомбили нефтеперерабатывающий завод поблизости от их дома. Гиссен успел шепнуть жене: «Предупреди Аденауэров». Так она и сделала. 21 июля ее телефонный звонок донес до нашего героя тревожную новость.

В Рендорфе началась паника. Как вспоминает Лола, «все мы были донельзя напуганы». Прежде всего было решено хорошенько припрятать партию овощей и фруктов, которую они только что получили от Гиссена. Потом надо было заняться уничтожением компрометирующих документов. Задача была нелегкая: Аденауэр имел привычку хранить разного рода старые квитанции, счета и массу прочего бумажного хлама, который складывался в большие картонные коробки вперемешку с действительно важными бумагами. Теперь надо было срочно разобрать и сжечь все, что могло вызвать подозрение гестаповских ищеек. В костер пошли и книги, содержание которых могло им не понравиться. Радиоприемник был тщательно настроен на волну имперского радио.

Гестапо между тем явно не спешило нагрянуть в дом престарелого пенсионера. Только 24 июля, в воскресенье, примерно около часу дня, когда вся семья обедала на террасе, перед домом появилась группа агентов — семь человек во главе с одноруким чином из боннского управления. «У нас приказ обыскать ваш дом, — бесцеремонно бросил однорукий, предъявляя ордер. — Кроме того, у нас есть к вам ряд вопросов».

Двое гестаповцев уединились с Аденауэром в его кабинете, остальные принялись проверять шкафы и буфеты, перетрясать вещи, копаться в ящиках и т.п. Они перерыли все: от чердака до подвала, и, разумеется, ничего не нашли. Допрос свелся к простой формальности: не было задано ни одного вопроса в связи с событиями 20 июля, спрашивали в основном о его отношениях с Гиссеном и некоторых его прежних знакомствах, была затронута и старая тема «сепаратизма». В конце концов агенты где-то около половины пятого удалились, предварительно забрав несколько книг, опечатав кабинет хозяина и пообещав наутро вернуться.

На следующий день они явились уже в десять часов утра и снова занялись обыском. С перерывом на обед он продолжался до половины шестого вечера. Опять-таки они явно не обнаружили ничего для себя интересного, удовлетворившись конфискацией еще нескольких книг и вполне невинных документов. На этот раз они вели себя, как вспоминал позднее сам Аденауэр, «исключительно вежливо и корректно». Хозяину было сказано, что изъятые вещественные доказательства будут проанализированы в свете «дополнительной информации», получения которой они ожидают и которая, возможно, решит его дальнейшую судьбу.

Наверняка они просто блефовали. Никакой новой информации на Аденауэра у них не было и не ожидалось, они явно не получили от вышестоящего начальства никаких инструкций по поводу того, что, собственно, искать в рендорфской усадьбе и о чем спрашивать ее владельца. Им оставалось только покопаться в его досье, выудить оттуда пару-другую «фактов», задать несколько чисто формальных вопросов, прихватить ряд книг и бумажонок, чтобы показать, что они приходили не зря, и все. Аденауэр проводил незваных гостей язвительной репликой насчет того, что в будущем он постарается своевременно избавляться от ненужных бумаг, дабы избавить себя от неприятностей, а их — от лишней работы. Очевидно, не уловив иронии, те ответили, что это, мол, «вполне здравая мысль».

Первая волна репрессий после провала заговора 20 июля, таким образом, фактически не затронула Аденауэра. Однако вторая, начавшаяся после того, как арестованный 12 августа Герделер под пытками назвал множество имен «сообщников» — и реальных, и подсказанных ему следователями, — обернулась для нашего героя более серьезными последствиями. 23 августа гестапо начало операцию «Гром», смысл которой заключался в том, что немедленному автоматическому аресту подлежали все потенциальные «враги рейха», то есть все, в чьих досье имелись какие-либо компрометирующие материалы. В первый же день этой операции рано утром в дверь дома Аденауэров позвонили. Вся семья еще спала, к ранним гостям вышел сам хозяин. На пороге стояли двое: одного из них Аденауэр хорошо знал — это был местный полицейский, второй — незнакомый мужчина в штатском. Полицейский извиняющимся тоном объяснил причину визита: «Прошу прощения, господин обер-бургомистр, но, боюсь, вам придется пройти с нами… Дело не только в вас лично, это общая команда… В Хоннефе и Рендорфе мы шестерых забираем…»

Под бдительным взором человека в штатском — явно агента гестапо — Лола быстро помогла собрать свекру маленький чемоданчик. Процессия двинулась в путь. Пункт назначения был очевиден — боннское гестапо. К полудню во дворе занимаемого им здания скопилась целая толпа арестованных — так же, как и Аденауэр, они были по большей части преклонного возраста, так же, как и он, были вытащены поутру из своих постелей и столь же мало понимали причины всего происходящего. Последовал приказ — построиться в алфавитном порядке. Была проведена перекличка. Затем колонна двинулась на вокзал, где всех посадили в поезд, следовавший в Кёльн. Там арестованных высадили и по мосту перегнали на территорию выставочного комплекса в Дейце, превращенного в импровизированный концлагерь. Вновь прибывшая партия из Бонна влилась в огромную массу старых веймарских политиков, церковных служителей, а также военнопленных, русских и поляков, которые составляли лагерный контингент. Некогда именно стараниями Аденауэра был спроектирован и построен этот комплекс павильонов и демонстрационных площадок; теперь он оказался здесь в качестве узника.