Дневник пани Ганки - читать онлайн книгу. Автор: Тадеуш Доленга-Мостович cтр.№ 3

Впрочем, с кем-то другим Яцек просто не мог общаться. Не слишком он стремился в компанию танцовщиц, балерин или актрис. Значит, на той женщине он наверняка женился в намерении провести с ней всю жизнь. А что дальше?.. Мне известно, что она его бросила и он до последнего времени ничего не знал о ее судьбе. Возможно, она сбежала с любовником, чтобы теперь вернуться и шантажировать Яцека.

И чего же она может желать от него? Одно из двух: либо денег, либо чтобы он к ней вернулся. Если сумела его выследить, то наверняка узнала, что мои родители богаты. Естественно, отец во избежание скандала согласится на любое предложение. Из письма еще, похоже, следует, что этой отвратительной женщине нужен Яцек. Никоим образом нельзя допустить подобное. Иначе я была бы скомпрометирована.

Я наблюдала за ним. И чем дольше, тем сильнее убеждалась, что никому Яцека не отдам. Просто потому, что люблю его и не представляю себе жизни без него. Я никогда не мечтала о лучшем муже. Эта его тактичность, этот ровный нрав и представительность. Когда входишь с ним в салон или в ресторан, нет женщины, которая не обратила бы на него внимания, нет мужчины, который сразу же не сказал бы себе: «C’est quelqu’un» .

Все, абсолютно все ревновали его ко мне. Даже Буба, которая вышла за князя, в любой момент готова была поменяться со мной. Он не слишком красив, но есть в нем что-то от Гэри Купера . Истинно мужской шарм.

Буба и другие считают, что он обладает необычными способностями и возможностями. Естественно, я позволяю им заблуждаться на сей счет. Ему ведь уже исполнилось тридцать два. Впрочем, разве от мужа требуется только это? Как бы то ни было, я не променяла бы его ни на кого другого. Например, тот же Тото, хотя до омерзения богат, мог бы замучить меня своей неврастенией, своими странностями – ну и бездельем. Если отобрать у него деньги и графский титул, то не осталось бы от него ничего. Он, конечно, довольно мил, возможно, даже незаменим как друг и товарищ по развлечениям, но ведь муж – это нечто совершенно другое.

Я любой ценой должна получить от него информацию, однако, сколько бы ни открывала рот, чтобы задать вопрос, Яцек всякий раз опережал меня ласками или разговором о чем-то совершенно не важном. За ужином, из-за тетушки Магдалены, тоже не могло быть и речи ни о каких допросах. Яцек, казалось, пребывал в хорошем настроении, шутил с теткой Магдаленой, рассказывал новейшие сплетни о различных сановниках и расспрашивал ее о слухах в обществе. После кофе он сказал:

– Мне еще нужно кое-что написать…

Я слишком хорошо его знаю, чтобы не понять, что это означает. Потому и не дала ему закончить:

– Но, дорогой, ты ведь зайдешь пожелать мне спокойной ночи?

Он хотел отвертеться как-то, но с одной стороны ему было не с руки, поскольку вот уже три дня он не желал мне доброй ночи, а с другой – я произнесла это таким тоном и так опустив ресницы, что противиться этому он не смог.

– О да, Ганечка, – прошептал Яцек с интонацией, которая свидетельствовала: так сильно он не мечтал ни о чем другом.

Какие же эти мужчины беззащитные. Правда, мне лишь двадцать три, и если бы некто заметил, что я красива, это не стало бы для меня новостью.

В ту ночь в его ласках снова было много жадности и чувственности. Я едва не сказала ему: «Ты напоминаешь мне того, кто пьет больше, чем жаждет, словно готовясь оказаться в безводной пустыне». Да. Я, несомненно, его люблю. Когда он так лежит с закрытыми глазами, я пытаюсь вообразить себе ту другую. Красива ли она? Молода ли? Похожа ли на меня? Я заметила, что он с интересом поглядывает на Люси Чарноцкую, а у Люси подобный мне тип красоты.

Я неожиданно спросила его:

– Скажи, Яцек, ты когда-нибудь любил?

У него дрогнули веки, но он не стал их открывать, а просто улыбнулся.

– Когда-то и сейчас, несомненно.

– Не выкручивайся, ведь ты знаешь, о чем я. Спрашиваю: любил ли ты другую?

Он долго молчал, потом наконец ответил:

– Однажды… Это было давно… Казалось мне тогда, что люблю…

Сердце мое забилось сильнее: я знала – он имеет в виду именно ту. Несомненно: Яцек не подозревает, что я о чем-то догадываюсь. Стоило ковать железо, пока горячо.

– А почему ты говоришь, что тебе это казалось? – спросила я небрежно.

– Это не было настоящее чувство. Просто оно было коротким и ошеломительным.

– А она?

– Что «она»?

– Любила ли она тебя?

Он, поджав губы, ответил:

– Наверное… Не знаю… Скорее, нет…

– Вы являлись любовниками? – спросила я без нажима.

Он искоса глянул на меня.

– Давай не будем, Ганечка, – сказал. – Разговор на эту тему мне неприятен.

– Ладно, – согласилась я. – Хочу только знать, видишься ли ты с ней?

– Каким же образом? – пожал он плечами. – Я не видел ее уже много лет.

Похоже, он не поверил, что я отказалась от разговора на эту тему, поскольку глянул на часы и заявил, что уже самое время спать.

Он пошел к себе, а я потом до поздней ночи не могла заснуть, раздумывая над тем, что мне сделать и как поступить. Проще всего было поговорить с ним искренне, прийти и сказать прямо в глаза: «Я сделала отвратительную вещь. Я открыла адресованное тебе письмо и узнала из него, что ты двоеженец, что у тебя уже была жена и ты меня обманул, выдавая себя за холостяка. Полагаю, у меня есть право требовать объяснений».

Как бы тогда повел себя Яцек? Яцек, с его уязвимостью, с его нарочито обостренным чувством достоинства?.. Прежде всего, со свойственной мужчинам логикой, отругал бы меня за глупое вскрытие письма. Но чувствовал бы себя обличенным, униженным и скомпрометированным. Возможно, возненавидел бы меня за то, что я проникла в его тайну. Вероятно, бросил бы меня и вернулся к той другой? Впрочем, как знать, не пустил бы себе пулю в голову?

Естественно, я могла противостоять этому, могла уверить его в своих неизменных к нему чувствах и предложить помощь в сражении с той шантажисткой. Но в любом случае это мерзкое дело легло бы между нами, словно грязная тень.

Мысль о том, что я знаю о его преступлении, рано или поздно вызвала бы в нем отвращение и ко мне. Ведь он никогда больше не сумел бы сделать мне ни единого замечания. При каждом слове опасался бы, что я упрекну его двоеженством.

Нет. Решительно невозможно было дать ему хотя бы намек, что я об этом что-то знаю.

Только под утро мне в голову пришла спасительная идея: дядюшка Альбин Нементовский – единственный человек, к которому можно обратиться за советом.

Боже, что за жуткий день! Естественно, он пошел. Все мои хитрости ничего не дали. Когда он уходил около одиннадцати, я просила отослать мне автомобиль, поскольку надеялась, что у шофера сумею выведать, в каком он был отеле. Однако Яцек автомобиля не взял вообще, и в окно я видела, что он садится в такси.