– Там сказано, что принять ее нужно в течение двадцати четырех часов, так?
Она кивнула.
– То есть ты еще можешь подождать? Время есть?
Пенелопа тотчас же почувствовала облегчение – и это ее испугало. Конечно, она хотела принять пилюлю. По-другому и быть не могло. Да, вероятность наступления беременности ничтожна, но даже один процент – это неприемлемый риск. Она же человек ответственный и не играет с судьбой, если этого можно избежать, не так ли?
Пенелопа снова посмотрела на коробочку. «Можно еще подождать», – решила она и взглянула на Эвана, наблюдавшего за ней с таким напряжением, что непонятно было, что и думать.
Но решение принято. Ничего страшного не случится, если она подождет. Тошнота считалась самым распространенным побочным эффектом от этих пилюль, и разве ей хотелось упускать время, оставшееся им в этом фантастическом люксе? Конечно, нет. Она еще успеет принять эту ужасную пилюлю.
– Я могу подождать, – сказала она.
Его лицо прояснилось.
– Значит, ждем?
Она утвердительно кивнула.
– Да, ждем.
Эван сгреб все в пакет и бросил на пол патио. Затем указал на телефон, лежавший на столике рядом с Пенелопой.
– Сколько эсэмэс ты уже получила?
Уголки ее губ приподнялись в улыбке.
– Около сотни.
Он вздохнул.
– Я тоже. Ты их читала?
Пенелопа помотала головой.
– Пока нет. Думаю, я пока не готова с ними разбираться.
Он провел ладонью по волосам.
– Видимо, скоро придется.
– Знаю. – Пенелопа сделала еще глоток кофе и уставилась куда-то в пространство.
– Ты расстроилась, что я вчера выдал нас? – спросил Эван.
– Не уверена, что «расстроена» – правильное слово. – Пенелопа поджала губы. – Но я бы предпочла действовать по плану. Подготовиться. И для начала объясниться с Мадди и с Шейном.
Эван снова вздохнул.
– Об этом я не подумал. Ты заслуживала шикарного жеста, и я хотел его сделать. Кроме того, я больше не собираюсь скрывать свои чувства к тебе. Ни от кого. Несмотря на последствия.
Все прошедшие годы она только этого и хотела, но теперь решение Эвана выталкивало ее «под свет прожекторов», и поэтому Пенелопа чувствовала себя очень некомфортно. Она предпочитала находиться на заднем плане или за кулисами – в отличие от Эвана, всегда бывшего центром внимания.
Сделав глубокий вдох, Пенелопа сказала:
– Эти последствия затронут и меня тоже.
Он кивнул.
– Да, знаю. Но мне показалось, что публичное заявление будет единственным, во что ты поверишь.
Вот уж чего-чего, а такого Пенелопа никак не ожидала – только тайно об этом мечтала.
– Наверное, ты прав, – согласилась она.
– Тебя очень волнует то, что они не обрадуются? – спросил Эван.
Она внимательно посмотрела на него и по его лицу поняла, что он по-настоящему переживал.
– Не знаю… – Она пожала плечами. – Мне бы не хотелось никому ничего объяснять. Тем более что я понятия не имею, что говорить.
– Я бы с радостью сказал, что объясняться и не придется, но мы оба знаем, что придется. И я понимаю, что вся вина – на мне. Скажи, твои родители хотя бы знают, кто я такой?
Пенелопа засмеялась.
– Может, и знают. Но они не будут высказывать сомнения или выспрашивать подробности. Кроме того, они во Флориде. Поскольку же папа передвигается в инвалидном кресле, то вряд ли они в ближайшее время примчатся в Чикаго.
– Мы все всегда были твоей семьей, – заметил Эван.
– Полагаю, что так, – кивнула она.
– И я не хочу… ничего портить. – Он внезапно нахмурился. – Знаешь, мы можем придумать план прямо сейчас, не возражаешь?
Удивленная, Пенелопа пристально посмотрела на него.
– Правда?..
– Да, правда. – Он улыбнулся.
– И давай начнем с самого главного, – продолжал Эван. – С Шейном точно будет труднее всех. И он нисколько не обрадуется.
– Да уж, не обрадуется… – пробормотала Пенелопа.
– Ты думаешь, это как-то повлияет на ваши рабочие отношения?
Она пожала плечами.
– Нет, я так не думаю. Но точно не знаю. Когда я только начинала на него работать, у нас произошел долгий разговор… о «границах», и он старается уважать их. Но мы работаем в таком тесном контакте, что иногда бывает трудно разделить рабочее и личное. В последний раз мы серьезно повздорили, когда Мадди сбежала в Ривайвл. Я не знала, где она, потому что она ничего мне не сказала. И я не разрешила ему поговорить с ней, когда она позвонила. И еще мы поссорились, когда он использовал Лоугана, чтобы узнать, где Мадди, но то сражение я проиграла. Мы оба тогда не отступали со своих позиций, но на наши рабочие отношения это не повлияло. Хотя, конечно, мы все время говорили о Мадди, а не о тебе. И теперь я не знаю, что он скажет…
Эван крепко сжал ее руку.
– Пусть наказывает меня, хорошо?
– Что ты имеешь в виду?
– Я возьму вину на себя. Он все равно будет чертовски зол на меня, так что позволь мне принять удар на себя, когда мы придем.
– Я работаю с твоим братом уже очень давно, так что посмотрим, как все сложится, – уклончиво ответила Пенелопа.
– Я все это устроил, мне и разбираться. Ясно? – Во взгляде Эвана появился стальной блеск.
Пенелопа знала, насколько сложные у них с Шейном отношения, и при одной мысли о том, что она станет еще одной причиной раздора, ей сделалось не по себе.
– Я не хочу, чтобы ты использовал меня для выяснения ваших с братом разногласий, – проворчала она.
Он покачал головой.
– Я и не собираюсь. Просто я беру на себя ответственность, вот и все.
Пенелопа не сомневалась, что он искренне так думал, но она долгие годы наблюдала, как общались братья, и временами ей казалось, что Эван всегда в штыки воспринимал любую попытку Шейна помочь ему или от чего-то уберечь. А Шейн предпочитал относиться к Эвану так, как будто тот все еще был подростком. При этом оба обладали сильной волей и были ужасно упрямы.
Вскинув брови, Пенелопа с улыбкой спросила:
– Ты что, мне приказываешь?
– А что, я перегнул палку? – ответил он вопросом на вопрос.
Пенелопа на дюйм развела большой и указательный пальцы.
– Вот на столько.
– Я просто не хочу, чтобы с этим пришлось разбираться тебе, Пен.
Пенелопа потянула Эвана к себе, он наклонился к ней, и она прошептала: