– Помню.
– Ты сказала, что уходишь, а я попытался задержать тебя. Но выражение твоего лица меня остановило, и я тебя отпустил. Сказал себе, что все это – не важно. Решил, что происходившее между нами много лет назад – это всего лишь игры подростков. И что ты ничего для меня не значишь.
– И это сработало, верно?
– Нет, Пенелопа, не сработало. Той ночью я повез девицу к себе домой, твердо решив переспать с ней. Тогда мне казалось, что это – единственный выход из положения. Так вот, я отвез ее домой и раздел. Но в моей голове была только ты в том твоем пурпурном платье. И вспомнилось все то, что мы с тобой когда-то делали. Девица засмеялась, а я посмотрел на нее – и вдруг понял, что совсем не ее лицо хотел бы видеть. В общем, я выставил ее и с тех пор ни с кем больше не был.
– И что же?.. Я должна быть счастлива от того, что ты думал обо мне, когда трахал девицу, имени которой даже вспомнить не можешь?
Эван снова провел ладонью по волосам.
– Да нет же… Я ведь сказал, что не трахал ее.
– И теперь я должна тебя пожалеть, должна посочувствовать тебе? Знаешь, в данный момент мне сложно понять, почему надо сочувствовать. – Господи, как же ей хотелось убить его! Он ведь испортил все то, на что она рассчитывала в эту ночь!
– Нет, Пенелопа, ты не поняла. – Он в досаде поморщился. – Я просто пытался объяснить тебе, что думал только о тебе. И хотел пойти к тебе.
Она вскинула подбородок.
– Так почему же не пришел?
– Потому что… – Он отвел взгляд. – Я не знал, как к тебе прийти. И еще… Черт побери, я толком не понимал, чего, собственно, хочу. А потом начался сезон, и я стал делать то, что всегда, – полностью отдался игре. Но затем случилась травма, и я, оказавшись в больнице, постоянно хватал телефон – чтобы позвонить тебе.
Именно это ей и хотелось от него услышать, однако же… Судорожно сглотнув, Пенелопа прохрипела:
– Но ты ведь так и не позвонил…
Его лицо болезненно исказилось.
– А что я мог тебе сказать, Пен? Что я изгадил все, что мог, а теперь нуждаюсь в тебе?
Сердце Пенелопы радостно подпрыгнуло. Ох, как же ей хотелось услышать именно такие его слова!
– Да, Эван. Так ты и должен был сказать.
Он тяжко вздохнул.
– Я не мог…
Она внимательно посмотрела на него.
– Но почему?
– Ну, видишь ли… Пен, посмотри на это с моей точки зрения. Я много лет игнорировал тебя, а, потом, после той ужасной травмы… Я просто не мог этого сделать.
Не мог.
– Но я-то к тебе пришла, когда ты пьянствовал.
– Да, ты пришла, – ответил он со вздохом.
В глазах внезапно закипели слезы, и Пенелопа отвернулась, упершись ладонями в барную стойку. Ох, она ведь не желала этого разговора. Хотела его избежать, хотела забыть о прошлом… отдаться соблазну, отдаться страсти. Но теперь-то ей стало ясно, что так не получится. Увы, с Эваном она никогда не получала того, чего хотела.
Пожав плечами, она пробормотала:
– Эта наша песня будет длиться вечно, ведь так?
Он взглянул на нее вопросительно.
– Ты о чем?
– О том, что именно я всегда должна приходить к тебе, а не ты ко мне.
Он виновато отвел глаза.
– Прости, Пен. У меня не хватило смелости.
Она смахнула слезы с влажных ресниц, а он спросил:
– Мне уйти?
Нет, она не хотела, чтобы он уходил! Хотела, чтобы он все исправил. Чтобы восстановил все то, что разрушил. Но она понимала, что этого не будет. Да и не требовалось, наверное. Потому что было ясно: именно она всегда будет приходить к нему.
– Прости, – повторил он почти шепотом.
Пенелопа по-прежнему молчала, ожидая того, что должно было последовать. И она не ошиблась – через несколько секунд входная дверь захлопнулась, а минуту спустя взревел мотор автомобиля. Она в отчаянии вскрикнула – и разразилась слезами.
– Кое-что никогда не меняется, – всхлипывая, пробормотала Пенелопа. Было абсолютно ясно: в этом вечере – вся история ее отношений с Эваном. Несколько часов счастья, а затем – разбитое сердце.
Хмурый и несчастный, Эван сидел у себя в квартире, глядя на панораму Чикаго, открывавшуюся из его окна. Он не знал, правильно ли поступил, хотя… А был ли у него выбор?
Как бы то ни было, ему опять удалось все испоганить, черт бы его побрал!
Да, он всегда все портил, и это – его роковой недостаток. Все, к чему он прикасался, превращалось в дерьмо! А ведь мог бы сейчас лежать с ней в ее постели, если бы держал язык за зубами. Но нет, он на это не способен. Собственная глупость заставила его играть честно, и он попытался объяснить Пенелопе, что она для него значила. Объяснил так, что хуже не придумаешь. И теперь она снова его возненавидела. Все это походило на тот роковой матч, после которого он очнулся на больничной койке. Тогда он тоже, пренебрегая опасностью, попытался заработать тачдаун вместо того, чтобы выбрать безопасный проход. А сейчас совершил ту же идиотскую ошибку с Пенелопой…
Эван сделал глоток виски. Что ж, по крайней мере, он пока что не пьет прямо из бутылки, все-таки некоторый прогресс.
Зазвонил внутренний телефон пентхауса, и он, сняв трубку, сказал:
– Пусть побыстрее поднимается наверх, Карл.
– Хорошо, сэр, – послышался голос в трубке.
Эван тяжело вздохнул. Ну вот… Он сдулся и вызвал подкрепление. Возможно, это – и не самое умное решение, но он действительно не понимал, что теперь делать. Наверное, самое время признать свое поражение…
Скорее всего, он поступил правильно, отказавшись от Пенелопы много лет назад (хотя и недостойным методом). Но будет ли это правильно сейчас? На этот вопрос Эван не мог ответить. Но хотелось бы знать, разве он подходит ей, если любым своим поступком делает ее несчастной?
В дверь постучали. Он поднялся и пошел открывать.
На пороге стоял Джеймс с бутылкой в руке. Заметив в руке Эвана стакан, брат спросил:
– Уже начал?
Эван отступил на шаг, пропуская гостя. Вздохнув, пробормотал:
– Ага, уже. Спасибо, что пришел.
– Но ты же знаешь, что я приду всегда, если позовешь. – Джеймс прошел в кухню и вытащил из шкафчика два стакана. – Хотя… Должен признаться, я удивлен. Ты ведь не большой любитель поговорить.
Эван снова вздохнул. Что верно, то верно. Исключение он сделал ради Пенелопы. Хотелось выяснить, можно ли еще исправить то, что он натворил. Да-да, он должен был все исправить! Пусть даже в процессе «исправления» выяснится, что он ей не подходит.
Усевшись в огромное «клубное» кресло, Эван задумался. Черт возьми, он просто не знал, с чего начать!