Чувствуется, что Константин Константинович тяжело переживал злосчастную кавалерийскую атаку, видел ее изначальную обреченность, но не мог игнорировать приказ Жукова о контрнаступлении. В армии приказ есть приказ, и его надо выполнять.
«Управление и штаб 16-й армии получили приказ перейти в район Сухиничей, принять в подчинение действующие там соединения и восстановить положение. Передав свой участок и войска соседям, мы двинулись походным порядком к новому месту. М. С. Малинин повел нашу штабную колонну в Калугу, а мы с А. А. Лобачевым заехали на командный пункт фронта.
Здесь нас принял начальник штаба В. Д. Соколовский, а затем и сам командующий. Г. К. Жуков ознакомил с обстановкой, сложившейся на левом крыле. Он предупредил, что рассчитывать нам на дополнительные силы, кроме тех, что примем на месте, не придется.
— Надеюсь, — сказал командующий, — что вы и этими силами сумеете разделаться с противником и вскоре донесете мне об освобождении Сухиничей.
Что ж, я принял эти слова Георгия Константиновича как похвалу в наш адрес…
В штабе фронта нам сообщили, что части 10-й армии окружили противника в Сухиничах. Да и в Меховой мне заявили, что этот город блокирует 324-я дивизия генерала Н. И. Кирюхина. Но командир дивизии, человек энергичный и здравомыслящий, откровенно сказал при знакомстве:
— Мы их окружили, знаете ли, флажками. Опасаюсь, как бы самим не очутиться в западне…
…В ударную группировку были включены 11-я гвардейская дивизия генерала П. Н. Чернышева и 324-я стрелковая, возглавляемая, как уже упоминалось, Н. И. Кирюхиным. Усилили их артиллерией.
Атака была намечена на утро 29 января. Ночью войска заняли исходное положение. Артиллерия еще раньше стала на позиции и подготовила огни.
По плану, главный удар наносили гвардейцы. У Чернышева дивизия была сильнее и по численности, и по вооружению. Пожалуй, и опыта у нее было побольше, чем у 324-й дивизии, которой надлежало нанести вспомогательный удар.
К назначенному времени все было готово. Я, Казаков и Орел находились на НП генерала Чернышева и уже поглядывали на часы.
Прожужжал зуммер. Командир дивизии взял трубку и вдруг с удивлением воскликнул:
— Не может быть!..
— Что там случилось? — невольно вырвалось у меня.
Удивляться было чему: из полка, стоявшего ближе других к городу, передали, что к ним прибежали несколько жителей и сообщили, будто немцы в панике покидают Сухиничи. Командир полка — человек решительный — выслал в город усиленную разведку и уже двинул туда батальон с двумя танками.
А до начала артподготовки оставались минуты.
Я что-то не верил этим сообщениям. Обычно немцы упорно защищаются в населенных пунктах, а тут — такой город! На лицах товарищей я тоже прочел недоумение. Казаков даже, поморщившись, махнул рукой: очередные немецкие штучки…
Как бы там ни было, но я решил задержать открытие артиллерийского огня. Казаков передал приказ на батареи.
Долетели звуки редкой перестрелки. Явно из города. Но стрельба не усиливалась. Что же там происходит?
С каждой минутой напряжение на НП возрастало.
И наконец снова сигнал вызова к телефону. У всех нас руки невольно потянулись к аппарату. Но тут же опустились — не следует мешать дежурному телефонисту. Он доложил, что к аппарату просят комдива. Все насторожились. И вот Чернышев прерывающимся от возбуждения голосом, но твердо говорит:
— По докладу командира полка, противник бежал из Сухиничей. Разведка, батальон с танками и полковой артиллерией уже в городе, а весь полк на подходе к нему.
Невольно у всех, кто был на НП, вырвалось громкое „ура“…
В Сухиничах штаб и управление устроились прекрасно. Правда, город был виден немцам как на ладони и часто подвергался артиллерийскому обстрелу. Пришлось рыть щели, строить блиндажи, чтобы штаб нес меньше потерь.
Обстреливали немцы Сухиничи в разное время дня и ночи. Мы к этому как-то быстро привыкли и, откровенно говоря, почти перестали обращать внимание.
Гражданское население относилось к нам прекрасно. Но с каждым днем жителей в городе становилось все меньше: очень донимали непрекращавшийся обстрел и частые бомбежки с воздуха. Наш Василий Иванович Казаков делал все, чтобы отогнать неприятельскую артиллерию подальше от Сухиничей. Он даже в самом городе поставил 152-миллиметровые гаубицы, замаскировав их в сараях».
Почему немцы неожиданно оставили Сухиничи? 24 января, как раз в день, когда штаб 16-й армии прибыл в Мещовск и начал принимать под свое командование дивизии 10-й армии, находившиеся у Сухиничей, на соединение с окруженной в Сухиничах 216-й пехотной дивизией противника прорвались части 208-й пехотной и 18-й танковой дивизий. Рокоссовский в этом виноват не был, так как еще не вступил в командование в этом районе.
Вскоре немцы узнали о прибытии под Сухиничи штаба 16-й армии и были обеспокоены этим фактом: вместе со штабом сюда могли быть переброшены новые соединения. Однако к тому моменту, как немецкий гарнизон оставил Сухиничи, немецкое командование уже знало, что никаких новых дивизий вместе со штабом 16-й армии под Сухиничи не прибыло (хотя, как мы знаем, вместе со штабом были переброшены армейские части усиления, в том числе артиллерия), так что главной причиной отказа от удержания коридора к Сухиничам, скорее всего, послужила необходимость противодействовать гораздо более опасному советскому прорыву у Медыни.
Ф. Гальдер записал в дневнике 27 января 1942 года: