Рокоссовский - читать онлайн книгу. Автор: Борис Соколов cтр.№ 144

Страница

Вседозволенность, безнаказанность, обезличенность и жестокая логика обезумевшей толпы. Потрясенный, я сидел в кабине полуторки, шофер мой Демидов стоял в очереди, а мне мерещился Карфаген Флобера, и я понимал, что война далеко не все спишет. А полковник, тот, что только что дирижировал, не выдерживает и сам занимает очередь, а майор отстреливает свидетелей, бьющихся в истерике детей и стариков.

— Кончай! По машинам!

А сзади уже следующее подразделение. И опять остановка, и я не могу удержать своих связистов, которые тоже уже становятся в новые очереди, а телефонисточки мои давятся от хохота, а у меня тошнота подступает к горлу. До горизонта между гор тряпья, перевернутых повозок трупы женщин, стариков, детей.

Шоссе освобождается для движения. Темнеет. Слева и справа немецкие фольварки. Получаем команду расположиться на ночлег. Это часть штаба нашей армии: командующий артиллерией, ПВО, политотдел. Мне и моему взводу управления достается фольварк в двух километрах от шоссе. Во всех комнатах трупы детей, стариков и изнасилованных и застреленных женщин. Мы так устали, что, не обращая на них внимания, ложимся на пол между ними и засыпаем…

Озарение приходит внезапно. Это не игра и не самоутверждение, это совсем из других измерений, это покаяние. Как заноза, сидит это внутри не только меня, а всего моего поколения, но, вероятно, и всего человечества. Это частный случай, фрагмент преступного века, и с этим, как с раскулачиванием тридцатых годов, как с ГУЛАГом, как с гибелью десятков миллионов безвинных людей, как с оккупацией в 1939 году Польши — нельзя достойно жить, без этого покаяния нельзя достойно уйти из жизни. Я был командиром взвода, меня тошнило, смотрел как бы со стороны, но мои солдаты стояли в этих жутких преступных очередях, смеялись, когда надо было сгорать от стыда, и по существу совершали преступления против человечества.

Полковник-регулировщик? Достаточно было одной команды? Но ведь по этому же шоссе проезжал на своем виллисе и командующий Третьим Белорусским фронтом генерал армии Черняховский. Видел, видел он все это, заходил в дома, где на постелях лежали женщины с бутылками? Достаточно было одной команды? Так на ком же было больше вины: на солдате из шеренги, на майоре-регулировщике, на смеющихся полковниках и генералах, на наблюдающем мне, на всех тех, кто говорил, что „война все спишет“?

В апреле месяце моя 31-я армия была переброшена на Первый Украинский фронт в Силезию, на Данцигское направление. На второй день по приказу маршала Конева было перед строем расстреляно сорок советских солдат и офицеров, и ни одного случая изнасилования и убийства мирного населения больше в Силезии не было. Почему этого же не сделал генерал армии Черняховский в Восточной Пруссии?

Сумасшедшая мысль мучает меня — Сталин вызывает Черняховского и шепотом говорит ему: „А не уничтожить ли нам всех этих восточно-прусских империалистов на корню, территория эта по международным договорам будет нашей, советской?“ И Черняховский — Сталину: „Будет сделано, товарищ генеральный секретарь!“ Это моя фантазия, но уж очень похожа она на правду. Нет, не надо мне ничего скрывать, правильно, что пишу о том, что видел своими глазами. Не должен, „не могу молчать!“».

И так было не только в Восточной Пруссии, но и в Померании, и собственно на территории Германии. И в Силезии, где действовал 1-й Украинской фронт Конева и где, как думал Рабичев, бесчинства удалось пресечь.

Нижнеселезский город Лаубен 6 марта 1945 года смогла отбить у советских войск танковая группа генерала Вальтера Неринга. Это был один из последних успехов германской армии во Второй мировой войне. Побывавший в городе Неринг докладывал в штаб группы армий «Центр»: «Кругом чувствовалась ненависть, прокламировавшаяся в памфлетах Ильи Эренбурга (имеется в виду заголовок-призыв одной из статей Эренбурга „Убей немца!“. — Б. С.). Разграбленные дома и расстрелянные горожане свидетельствовали о том, что ждет наш народ, укрепляя в нашем сознании мысль о необходимости принять любые меры, чтобы обезопасить судьбу Германии».

В освобожденном Лаубане побывал министр пропаганды Йозеф Геббельс. Еще 2 марта 1945 года он записал в дневнике: «Передо мной лежит приказ маршала Конева советским войскам. Маршал Конев выступает в этом приказе против грабежей, которыми занимаются советские солдаты на восточных немецких землях. В нем приводятся отдельные факты, в точности совпадающие с нашими данными. Советские солдаты захватывают прежде всего имеющиеся в восточных немецких областях запасы водки, до бесчувствия напиваются, надевают гражданскую одежду, шляпу или цилиндр и едут на велосипедах на восток. Конев требует от командиров принятия строжайших мер против разложения советских войск. Он указывает также, что поджоги и грабежи могут производиться только по приказу. Характеристика, которую он дает этим фактам, чрезвычайно интересна. Из нее видно, что фактически в лице советских солдат мы имеем дело со степными подонками. Это подтверждают поступившие к нам из восточных областей сведения о зверствах. Они действительно вызывают ужас. Их невозможно даже воспроизвести в отдельности. Прежде всего следует упомянуть об ужасных документах, поступивших из Верхней Силезии. В отдельных деревнях и городах бесчисленным изнасилованиям подверглись все женщины от десяти до 70 лет. Кажется, что это делается по приказу сверху, так как в поведении советской солдатни можно усмотреть явную систему». А побывав в Лаубане, Геббельс 9 марта отметил: «Наши солдаты, увидев зверства Советов, не знают больше никакой пощады. Они убивают советских солдат лопатами и ружейными прикладами. Жестокости, в которых виноваты солдаты, неописуемы. Страшные свидетельства этого видны на всем протяжении нашего пути».

Сталин, вполне возможно, использовал стихийный гнев и ярость советских солдат в политических целях. Его вполне устраивало, чтобы благодаря советским зверствам немцы бежали из Восточной Пруссии, Силезии, Померании, то есть тех территорий, которые после войны предполагалось передать Советскому Союзу и Польше и откуда все равно пришлось бы выселять немцев. И в значительной мере эта цель была достигнута. Например, на 17 мая 1939 года население Восточной Пруссии составляло 2 341 394 человека. После войны советскими властями было депортировано около 100 тысяч немцев. Все остальные, за исключением 500 тысяч мобилизованных в вермахт, стали беженцами или погибли в ходе военных действий. Цель была достигнута — территория Восточной Пруссии была почти полностью очищена от немцев еще до окончания войны.

Но точно такие же эксцессы творились и на территории будущей советской зоны оккупации Германии, откуда немцев никто вроде бы выселять не собирался.

Бывший офицер Красной армии подполковник Сабик Вогулов (не исключено, что это — псевдоним), служивший в тыловой автомобильной части на 1-м Белорусском фронте (которым, как мы помним, до ноября 1944-го командовал Рокоссовский) и после войны бежавший в Западную Германию, в феврале 1947 года выпустил книгу «В побежденной Германии», где подробно описал те насилия против мирного населения, которым стал свидетелем. Эта книга до сих пор малоизвестна в нашей стране, поэтому стоит привести из нее несколько обширных цитат.

Страница