– Ты могла бы меня остановить, – сказал Бовуар. – Ведь ты держала меня под прицелом, как я – его. Ты и понятия не имела, почему я собираюсь стрелять в шефа. Почему ты меня не остановила?
– Выстрелом? – спросила она.
– Да. Другие так и сделали бы. Любой так бы сделал.
– Я чуть-чуть не выстрелила. Но ты просил меня поверить тебе.
– Из-за этого?
– Я поверила не словам – твоему голосу. Ты не злился, не сходил с ума. Ты был в отчаянии.
– Ты доверилась своей интуиции?
Она кивнула и сцепила пальцы рук, чтобы унять дрожь, которая всегда появлялась у нее при воспоминании о том жутком дне. Она держала Бовуара под прицелом, готовая нажать на спусковой крючок. И не знала, что ей делать. И видела: он знает, что делает. И видела, как он стреляет в старшего инспектора.
Ощущение было такое, будто выстрелила она сама.
А потом она увидела, как тело старшего инспектора подбросило над землей. И он упал на землю.
– Ты доверилась интуиции, – сказал Жан Ги. – И потому ты станешь одним из лучших руководителей Квебекской полиции, Изабель. А я останусь твоей преданной правой рукой, пока тебя это будет устраивать.
– А ты бы меня застрелил?
– Не задумываясь, patron.
Она рассмеялась. И вдруг поняла, что он в первый раз назвал ее patron.
Пьеса Флеминга лежала на заднем сиденье, как пассажир. Слушала их разговор. Впитывала слова об убийстве.
Глава двадцать четвертая
– Bonjour, – сказал Арман Гамаш.
Он нашел Мэри Фрейзер в маленькой библиотеке гостиницы. Она в одиночестве сидела в удобном кресле спиной к книжным шкафам, положив ноги на скамеечку и вытянув их к неторопливому огоньку в камине.
На ней был облезлый свитер, и на одной ноге из дырки в колготках торчал большой палец. Она даже не пыталась его спрятать, ее ничуть не смущал такой непритязательный внешний вид.
Однако она совершенно явно не хотела, чтобы он видел, что за бумаги она читает. Как только вошел Гамаш, Мэри Фрейзер захлопнула папку и накрыла ее рукой. Сделала это без спешки, чуть ли не лениво. Но нужный ей результат обеспечила – закрыла и спрятала документ.
– Старая школа? – спросил Гамаш, показывая на папку. – Те времена, когда еще не было компьютеров? А может, некоторые вещи вообще лучше хранить на бумаге? Проще работать. Легче уничтожить.
Он уселся на другое удобное кресло в библиотеке.
Мэри Фрейзер сняла ноги со скамеечки и надела туфли. Потом закинула ногу на ногу и посмотрела на него.
– Странные вещи вы говорите, месье Гамаш, – сказала она с задушевной улыбкой на лице. – Большинство наших документов и по сей день хранятся на бумаге.
– «Четыреста пятьдесят один градус по Фаренгейту»? – спросил он.
Сначала она не поняла его, потом уловила аллюзию и взглянула на него, как мадам Арсено, его учительница в третьем классе начальной школы, когда он в первый раз изрек что-то умное.
– Я не собиралась сжигать документы, – сказала Мэри Фрейзер.
– Хотя у вас была такая возможность.
– Конечно. Чем могу вам помочь?
– Я все спрашиваю себя, почему вас не интересует суперорудие.
Голос его звучал приятно, ровно, но глаза проницательно смотрели на нее.
На кое-как покрашенные волосы. На лицо без косметики, если не считать губную помаду и чуть слипшуюся тушь на ресницах. Контактные линзы она не носила, предпочитая очки в давно вышедшей из моды оправе. Она ничего не скрывала. Ни морщин, ни плохого зрения, ни даже дырок на колготках. В этом и состояло одно из огромных преимуществ Мэри Фрейзер. Способность выдавать искусственное за естественное. Она умела создавать впечатление, что ничего не скрывает, тогда как на самом деле почти ничего существенного и не раскрывалось.
Эта женщина из КСРБ походила на Мэри Поппинс, которая спустилась в деревню, чтобы все привести в порядок. Только никакого порядка не наблюдалось. Гамаш это знал. И она знала.
Нет, он не верил Мэри Фрейзер, хотя и находил ее занятной.
Она смотрела на него таким же оценивающим взглядом.
– А я все спрашиваю себя, почему вы-то ею так интересуетесь, – сказала она. – Пушкой то есть.
– Тогда мы квиты, мадам. – Он откинулся на спинку, закинул ногу на ногу и расположился поудобнее. – Вам известно о суперорудии больше, чем вы нам рассказали. Я бы хотел узнать от вас об этом.
– Почему я должна вам что-то говорить?
– Потому что вы боитесь и вам нужно как можно больше союзников.
– Я не боюсь.
Она тоже откинулась на спинку, слегка втиснувшись в мягкий угол большого кресла. Так маленькое существо устраивается в большой берлоге.
– Вы не можете не бояться. Кто-то нашел пушку Булла и почти наверняка ищет теперь чертежи, – сказал Арман. – Вы боитесь, что они уже найдены.
– Не найдены.
– Откуда вы знаете?
– Пушку нашли три дня назад. Если бы чертежи находились там же, то убийца уже начал бы прощупывать почву, искать покупателей.
– Откуда вы знаете, что он уже не начал?
Они разговаривали без свидетелей, и тут начала проявляться настоящая Мэри Фрейзер, просачиваться сквозь дыры на колготках, некрашеные корни волос, слипшиеся ресницы. Канцелярская крыса исчезала. Но и настоящий Арман Гамаш тоже стал проявляться. Добрый отставной коп исчезал.
Мэри Фрейзер терпеливо улыбнулась ему:
– Мы знаем.
– Всего вы не знаете. К примеру, вы не знали про пушку.
Но, даже произнося эту фразу, он не был уверен, что не ошибается.
– Мы, конечно, знали, что доктор Булл работал над суперорудием, но о том, что он его собрал, – нет. Обнаружение пушки стало для нас неожиданностью.
– Неприятной, насколько я понимаю.
– Вовсе не обязательно. В конце концов, мы теперь имеем единственное в мире суперорудие. Оно может пригодиться.
– Пока не будет собрано другое, – сказал Гамаш. – Где чертежи?
– Нигде. Их уничтожил Джеральд Булл.
– Тогда что вы так беспокоитесь?
– Ничего я не беспокоюсь.
– Тогда почему вы все еще здесь?
Она ничего не ответила.
– И почему вы читаете досье доктора Булла?
Она вытянула руку, закрывая всю лицевую сторону папки.
– Вы ведь не глупы, мадам Фрейзер, зачем же притворяетесь глупенькой?
– Притворяюсь?
– Слухи о суперорудии расходятся все дальше. Пока об этом известно только жителям деревни, но хотя их и просили держать язык за зубами, разговоры так или иначе выйдут за пределы долины – это лишь вопрос времени. Тогда здесь появятся журналисты, любопытствующие, другие ученые. И один бог знает, кто еще выйдет из тени. Отправится на поиски. Время работает не на вас.