– Очень большую, – добавил Бовуар, внимательно глядя на Лепажей. – Пусковую установку. Она называется «суперорудие».
– Значит, Лоран говорил правду, – сказал Ал, обращаясь к Лакост.
Его глаза молили о чем-то, но она не могла понять о чем.
О прощении? О возможности не знать? О том, чтобы она ушла вместе со своей новостью?
– Я ему не поверил. Посмеялся только.
– Мы оба не поверили, – сказала Иви.
– Нет, ты-то хотела пойти посмотреть – может, он правду говорит.
– Но он тут же сказал нам о монстре, – напомнила ему Иви. – Уж в это никак нельзя было поверить.
– Черт, – сказал Ал. Это слово прозвучало скорее как мольба, чем брань. – О нет. – Лепаж закрыл глаза и опустил голову, слабо покачивая ею. – Как я мог?
– Не вы один ему не поверили, – сказала Лакост. – Никто из нас тоже не поверил.
Старший инспектор Лакост говорила сочувственным голосом, однако ни на миг не забывала, что, возможно, говорит с убийцей Лорана.
– Позвольте осмотреть дом? – произнес инспектор Бовуар.
Ал и Иви кивнули и пошли вслед за ними внутрь своего жилища.
Агенты, которые пришли с ними, принялись обыскивать первый этаж, а Лакост и Бовуар поднялись в спальни второго.
Пока Лакост обыскивала комнату Ала и Иви, Жан Ги занимался спальней Лорана, открывал все ящики, заглядывал за постеры, прикнопленные к стенам. Он опустился на четвереньки и заглянул под кровать, под матрас, под подушку, под коврик. Обыскал стенной шкаф, карманы одежды Лорана. Все места, где умный ребенок мог что-то прятать. Но ничего не обнаружил.
Лоран отличался любопытством, фантазией, но вот скрытности в его характере не было. Напротив, он, казалось, стремился рассказать всем обо всем.
В спальне ничего не было спрятано.
На столике у кровати лежала коллекция камешков с вкраплениям кварца и золотой обманки. И раскрытая книга.
«Le chandail de Hockey» Роша Карье
[44]. Одна из любимых книг детства Жана Ги. О квебекском мальчишке, яром фанате команды «Монреаль Канадиенз», которому по ошибке присылают хоккейный свитер торонтской «Мейпл Ливз», и мальчику приходится носить его.
Жан Ги взял в руки книгу и обнаружил, что мальчик уже приближался к концу истории. Он положил книгу точно на то место, где она лежала, и задержал руку на знакомой иллюстрации на обложке.
– Есть что-нибудь? – спросила Лакост.
– Ничего.
– Все в порядке?
– В порядке.
Изабель взяла маленькую картинку в рамке с изображением ягненка, посмотрела на аккуратную надпись на заднике. «Мой сын». И сердечко рядом. Изабель вернула картинку на место. Необходимая работа, но старший инспектор все равно чувствовала, что вторгается в чужую жизнь.
– А у тебя? – спросил Бовуар.
– Ничего особенного.
Она узнала, что у Ала увеличена простата, а Иви делает восковую эпиляцию волос на лице и кто-то из них пользуется медицинскими свечами. Ал читает книги о солнечной энергии и исторические романы, а Иви – брошюры о выращивании экологически чистых плодов и биографии.
Телевизора в доме не было, только старый стационарный компьютер.
Лакост включила его, просмотрела файлы, прочитала электронные письма от клиентов, семьи и друзей. Соболезнования, поток которых за последние дни уже иссяк.
Закончив работу, они присоединились к Лепажам и Кларе в гостиной маленького дома. Клара приготовила чай и предложила полицейским, но они отказались.
В комнате бросалась в глаза большая кирпичная печь со вставной плитой. Рядом с печью напротив друг друга стояли два дивана с наброшенными на спинки вязаными пледами. Полы были выстланы досками, поцарапанными и щербатыми. Тут и там лежали сплетенные из лоскутов коврики. Старая собака разлеглась на полу у кресла-качалки, положив голову на лапы.
Рядом с креслом стояла на подставке гитара.
Бовуар подошел к стереосистеме, взглянул на пластинки и кассеты.
Вытащил один из виниловых альбомов и узнал улыбающееся лицо на обложке. Курчавая рыжеволосая голова, окладистая рыжая борода, клетчатая фланелевая рубаха и джинсы с вышитыми на них «знаками мира». Не хватало только сигареты с марихуаной.
Еще он узнал фон, на котором сделан снимок, – три высокие сосны.
Альбом назывался «Психушка».
– Ваш? – спросил Бовуар, хотя заранее знал ответ.
Ал кивнул. Иви взяла мужа за руку.
– Вы ведь американец, верно? – спросила Лакост. – Уклонист от призыва?
Ал кивнул:
– Нас таких много было.
– Я знаю, – сказала Лакост. – Это было не обвинение. А почему вы приехали сюда?
– Чтобы меня не отправили воевать, – ответил Ал.
– Нет, почему именно сюда?
– Я пересек границу из Вермонта. Устал. Наступил вечер. Я увидел огни в деревне. И остановился. И остался.
Его речь прозвучала почти по-детски, отрывистыми повествовательными предложениями.
– Когда это случилось?
– В семидесятом году.
– Более сорока лет назад, – заметил Бовуар.
– Вы знаете что-нибудь о пушке в лесу? – спросила Лакост.
– Нет. Ненавижу пушки.
– Лоран больше ничего не говорил о своей находке? Кому-нибудь еще про нее рассказывал? – спросил Бовуар.
Ал и Иви отрицательно покачали головой.
– Не рассказывал? Или вы не знаете? – уточнил Бовуар.
– Если он с кем и говорил, то нам не сказал, – ответила Иви. – Но, наверное, говорил, да? Его убили из-за этой пушки?
– Мы так считаем, – ответила Лакост. – Может быть, вспомните какие-нибудь слова Лорана, которые нам помогут?
– Он пришел домой, мы поужинали. Лоран читал, мы с Алом собирали овощные корзинки, а потом пошли спать. Вечер ничем не отличался от других.
– А на следующее утро? – спросила Лакост.
– Он позавтракал и, как всегда, укатил на своем велосипеде.
Иви закрыла глаза, и Лакост с Бовуаром поняли, что она видит. Спину своего мальчика, уезжающего навстречу солнцу. Но так и не вернувшегося.
– Мы осмотрели его комнату, но ничего не нашли, – сказал Бовуар. – Вы там ничего не меняли? Ничего нового не появилось?
– Например? – спросила Иви.
«Например, спусковой механизм для оружия массового поражения, – подумал Бовуар. – Или планы Армагеддона».