Природа зверя - читать онлайн книгу. Автор: Луиз Пенни cтр.№ 104

Они подняли голову и увидели профессора Розенблатта.

– Прошу вас, – проговорил старый ученый.

Бовуар и Гамаш переглянулись, и Гамаш кивнул. Они выложили содержимое тяжелого деревянного ящика на коврик. У них за спиной потрескивал и гудел огонь в камине, словно чувствуя поблизости что-то горючее.

Габри и Оливье тоже опустились на пол, а профессор Розенблатт уселся на диван. Они принялись разгребать груду бумаг.

– Осторожнее, – сказал Гамаш. – Без паники. Просматривать все тщательно. Чертежи могут выглядеть как что-нибудь другое. Осмотрели бумагу – отложите в сторону…

Но они уже пустились в гонку, перебирая гору бумаги.

Зазвонил телефон, и Оливье пошел ответить.

– Вас, – сказал он, махнув трубкой Бовуару.

– Пусть передадут, что надо.

– Передают «идите в жопу», – сказал Оливье, возвращаясь к бумагам. – Думаю, вы догадались, кто звонит. Она хочет выпить с вами обоими «Лисола».

Минуту или две спустя Гамаш посмотрел на Бовуара:

– Пожалуй, тебе нужно сходить к ней.

– Мне тоже так кажется, – сказал Бовуар, вставая.

– К кому? – спросил Розенблатт, откладывая в сторону номер «Квебек газетт» от 1778 года.

– К Рут, – ответил Габри.

– Он идет помогать ей убираться в доме? Сейчас?

Оливье пожал плечами.

– Продолжайте искать, – сказал Гамаш, стоя на коленях перед перевернутым ящиком.

У него за спиной горел огонь, а над головой тикали часы.

– Что случилось? – спросил Бовуар, садясь рядом с Рут в ее гостиной.

Месье Беливо сидел напротив них на садовом стуле, который показался ему знакомым, потому что когда-то принадлежал ему.

Дом Рут был полон вещами, которые она называла найденными. Она и в самом деле находила их – в домах других людей.

– Я знаю, где чертежи.

– Где? – спросил он.

Она наклонилась и постучала пальцем по рукописи, которая лежала на доске, накрывшей стопку книг, «найденных» в магазине Мирны.

– Пьеса? – спросил Жан Ги. – Мы уже про нее знаем.

– Не пьеса, тупица, – рявкнула она. – Вот что.

Она стукнула по обложке, и он раздраженно выпучил глаза:

– Да бога ради, говорите толком!

И тут он понял, на что она показывает. Не на саму пьесу, а на заголовок.

– «Она сидела и плакала», – сказал он. – Вы думаете, ключ в названии?

– Тут отсылка к Вавилону, верно? – сказала Рут. – А что хотел увековечить Флеминг? Что доставило бы ему самое сильное наслаждение?

– Мгновение отчаяния, – ответил ей месье Беливо.

– Не понимаю.

– Он пришел просить о помощи, а я отправила его к Алу Лепажу, – сказала Рут. – На все была готова, только чтобы его не видеть.

Бовуар слушал, кивая. Ничего нового он не услышал, зачем же повторять уже известное? Рут снова ткнула пальцем в название.

«Она сидела и плакала».

– Почему он так назвал свою пьесу? – спросила Рут. – Мы ее только что прочли. Ни одна женщина там не садится и не плачет. И вообще никто не плачет. Откуда же название?

Гамаш посмотрел на гору бумаг на полу. Повсюду в бистро были разбросаны старые газеты и журналы. Но никаких чертежей они не нашли.

Неужели он упустил что-то? До шести оставалось десять минут, а они ничуть не приблизились к обнаружению чертежей «Проекта „Вавилон“».

Он посмотрел на рукопись, на эту треклятую рукопись, которую он швырнул на стул в бистро. Неужели Флеминг солгал? Теперь это казалось вероятным.

«Она сидела и плакала». «Она сидела и плакала».

Название, надо признать, было странное. Никто в пьесе, ни мужчина, ни женщина, не сидел и не плакал. И не стоял и не плакал. Там вообще никто не плакал.

А библейская цитата выглядела так: «На реках Вавилонских мы сидели и плакали». «Мы» сидели, не «она». Исковерканная цитата. Однако Флеминг знал Библию, значит сознательно изменил слова. Сознательно. Гамаш вспомнил, как Флеминг прикоснулся пальцем к рукописи, как гладил слова названия, говоря: «Вы и не догадываетесь, почему я написал пьесу. Вы бы не приехали, если бы догадались».

Дело было не в пьесе, а в названии.

«Она сидела и плакала».

Гамаш заставил себя сесть в кресло и положил пьесу на колени. Оливье, Габри и Розенблатт смотрели на него.

– Вы больше ничего не будете делать? – спросил Габри. – Вы подняли руки?

– Ш-ш, – проговорил Оливье. – Он делает. Он думает.

«Что это означает?» – спрашивал себя Гамаш, отрешившись от всего остального мира.

Флеминг спрятал чертежи, а потом написал пьесу. Пьесу, действие которой разворачивалось в вымышленных Трех Соснах. Он прищурился. Все персонажи искали одну вещь.

Молоко. В магазине хозтоваров. Они приходили сюда в поисках молока. Но конечно, его здесь не было. Так где же оно было?

Гамаш поднялся и подошел к двери.

– Мой магазин? – спросил месье Беливо. – Вы думаете, он спрятал чертежи в моем магазине?

– А где еще можно найти молоко? – спросил Бовуар, подходя к окну.

Он увидел Гамаша, стоящего в дверях бистро, Гамаш тоже смотрел на магазин месье Беливо.

Но потом Гамаш отвернулся.

Жан Ги проследил за направлением его взгляда. Не магазин месье Беливо, не деревенский луг, не три сосны, не дом Клары. Дом Джейн. Взгляд Гамаша остановился на ныне пустующем доме Джейн Нил.

Лучшей подружки Рут. Поэтесса не рекомендовала Флемингу Джейн как художницу, она бросила в эту яму Ала Лепажа.

– Рут, – сказал Жан Ги, – после вашего разговора с Флемингом вы пошли в дом к вашей подружке Джейн? Вы рассказали ей, о чем у вас был разговор?

Гамаш перевел взгляд с дома Джейн на дом Рут.

Увидел движение в окне. Жан Ги.

Рут срочно пожелала, чтобы пришел Бовуар, но не хотела, чтобы кто-нибудь знал, зачем он ей понадобился. Поэтому она и сказала про «Лисол».

Рут.

Рут, которая спаслась, предав кого-то другого. Рут, которая вынуждена была принять страшную правду. Она – трус.

Она бы выдала нацистам евреев, прячущихся на ее чердаке.

Она бы назвала имена сенатору Маккарти.

Она бы сдавала еретиков инквизиции, чтобы самой не попасть на костер.

И она почти наверняка смотрела бы издали на крест на холме и шептала в ухо римлянина: «Гефсиманский сад».