Но ей никак не удавалось найти того, кто написал «Около полуночи». В поисках своего «принца джаза» Ника прочесывала клубы – но тщетно. Телониус Монк из-за наркотиков угодил в тюрьму, а когда вышел, оказался никому не нужным. Без работы, без денег, он заперся у себя в квартире, точно в тюрьме.
16
Одинокий Монк
Всего в двадцати кварталах к юго-западу от отеля «Стэнхоуп», по другую сторону от Центрального парка, в доме без лифта в квартале Сан-Хуан, в крошечной двухкомнатной квартире томился Телониус Сфир Монк. В 1951 году его арестовали за хранение героина, он на семь лет лишился лицензии
[11], то есть большинство клубов Манхэттена были для него закрыты. Сверстники уже выбирались на большую дорогу, Монк остался на обочине. Изредка его приглашали в Бруклин или еще в какое-нибудь место подальше от центра, но по большей части он бренчал на пианино в одиночестве у себя на кухне – разве что жена Нелли и двое детишек, Тут и Барбара, послушают. По ночам Монк слушал по радио современную музыку – если мог это вынести, – а чаще в те «негоды» (так он потом называл это бесплодное время) Монк часами лежал на спине и глядел на приколотый к потолку портрет Билли Холидей.
Вся семья жила на скудный заработок Нелли. Она работала то лифтером, то продавщицей мороженого, то швеей, но часто болела и сидела дома, и тогда супругам оставалось рассчитывать лишь на подачки родственников. Они жили в постоянном страхе перед нуждой. Даже в хорошие времена, во время мирового турне, Нелли собирала бутылки из-под выпитой кока-колы, чтобы по возвращении домой сдать их. Боялся Монк и нового ареста, постоянно носил при себе тысячу долларов, чтобы сразу внести залог. Кто-то на его месте попытался бы устроиться на работу, но Монк не умел подчиняться и соблюдать правила, да и какой работодатель стал бы терпеть его опоздания и неуважение к старшим. Но и то правда, что многие на месте Монка сломались бы – не хватило бы веры в себя.
На первый взгляд трудно представить себе более несхожих людей, чем Монк и Ника. Казалось бы, их характеры, происхождение, жизненный опыт – противоположности, общего у них только любовь к музыке. Даже если б Нике удалось разыскать Телониуса, вряд ли у них сложилось бы общение. Скептически был настроен и их общий друг Стэнли Крауч: «Монк – деревенский ниггер, он вырос не в Нью-Йорке, а в Северной Каролине. Они с Баронессой во всем разные – и по социальному положению, и по экономическому».
Я поняла наконец, что, принимаясь за эту книгу, искала в первую очередь ответа на вопрос: что притягивает людей друг к другу? Почему мы влюбляемся в этого человека, а не в того? Монк – черный, Баронесса – белая, он беден, а она богата, он христианин, она иудейка – список можно продолжать без конца, но все это лежит на поверхности. Имелась ли между ними более глубокая связь, незаметная стороннему наблюдателю? Удастся ли отвлечься от внешнего и найти другие связи между ними? Неужели правы те, кто полагал, что эта дружба – яркий пример притяжения противоположностей?
Телониус появился на свет в Роки-Маунт, Северная Каролина, в 1917 году, он был почти на четыре года моложе Ники. Его прадеда привезли из Западной Африки на невольничьем корабле, фамилию он получил от владельца плантации, Арчибальда Монка. Телониус, как и его отец Телониус-старший, был назван в честь монаха-бенедиктинца VII века. Позднее музыкант добавил второе имя – Сфир, чтобы отличаться от отца. Это имя образовано от девичьей фамилии матери – Спир.
А вот и сходство: отец Монка, как и Чарлз Ротшильд, страдал телесными и душевными недугами. У него тоже бывали периоды неадекватного поведения и депрессии. Барбара, мать Монка, кое-как справлялась с чудовищным характером мужа, его запоями, перепадами настроения, а в итоге он отгородился и от семейной жизни, и от общественной. То ли пытаясь убежать от этого брака, то ли в поисках лучшей жизни Барбара с четырехлетним Телониусом, его братом Томасом и сестрой Марион переехала в 1921 году в Нью-Йорк – отважный и неординарный по тем временам поступок: обычно женщины не решались расстаться с мужем и тем более с семейной поддержкой. Но Барбара понимала, что на Юге у нее и ее детей особых шансов нет: законы Джима Кроу все еще действовали, если не де-юре, то де-факто.
Тремя или четырьмя годами позже Телониус-старший воссоединился со своей семьей. Барбара успела к тому времени освоить квартал Сан-Хуан – район, который приютит тысячи беглецов из южных штатов и с Карибских островов. Недолгое время Монки наслаждались воссоединением, но в тесной и сырой квартире у Телониуса-старшего обострилась астма, а с ней вернулись и проблемы с душевным здоровьем.
Можно ли в этом совпадении видеть некое сходство судьбы Монка и Ники? Они росли в непредсказуемой обстановке – душевная болезнь отца могла в любой момент обостриться из-за перенесенной инфекции. Так, собственно, и вышло: Чарлз провалился в депрессию после испанки, Монку-старшему стало хуже, когда начались проблемы с бронхами. Да, финансовые условия существования у них были в детстве очень разными, но в доме Монков, как и в доме Ротшильдов, царила особая атмосфера, которая сильно влияла на них обоих в детстве и сказалась на их мировоззрении. Оба они не знали, кем и в каком настроении предстанет в следующий момент отец: Телониус-старший исчезал где-то в баре, Чарлз запирался у себя в комнате.
Через несколько лет такой жизни отец Монка вернулся на Юг и поселился у своего брата. Вскоре родные перестали справляться с его болезнью и поместили его в сумасшедший дом, где он и оставался до конца жизни. Опять же, между комфортабельным швейцарским санаторием, куда Чарлз мог привозить с собой и помощника, и работу, и государственным сумасшедшим домом для цветных в Голдсборо, Северная Каролина, куда был заточен Телониус-старший, разница очень велика. Телониус попал в жуткое место, практически без удобств и без надежды на освобождение.
Также у них обоих – у Монка и у Ники – были исключительно сильного характера матери, и на них-то и держалась семья. Розика Ротшильд командовала штатом слуг из сорока человек, а Барбара Монк трудилась уборщицей в суде по семейным делам. Зато сына она отдала в престижную школу имени Питера Стайвесанта, так что образование он получил лучшее, чем Ника. Поначалу он подавал большие надежды, но к старшим классам сделался заурядным середнячком. Он даже не играл в школьном оркестре, хотя больше всего на свете интересовался музыкой. Он, как и Ника, с ранних лет слушал удивительную смесь классической музыки и джаза. Ника имела возможность слушать лучшие классические пьесы в бальных залах своего семейства, а потом танцевала на светских вечеринках под джаз самых известных в ту пору ансамблей, а Барбара водила детей в Центральный парк слушать классические концерты Голдмена: профессиональные, прославленные музыканты играли там Шуберта, Чайковского, Вагнера, Шопена и Штрауса. Сын Монка Тут рассказывал мне: «В доме у моего отца вы бы увидели целые горы пластинок – Шопена, Листа, Гайдна, Генделя, Бетховена, Вагнера. Его музыка не из вакуума явилась».