Летом 1918 г. советская власть наряду с репрессиями использует и такое средство, как амнистия к определенным слоям населения. В августе 1918 г. произведен пересмотр дел арестованных железнодорожников, большинство из которых было выпущено на свободу
[462]. Возможно, свою роль сыграла проходившая одновременно всеукраинская забастовка железнодорожников против германских оккупантов на Украине.
Применялась ЧК для борьбы с контрреволюцией и такая превентивная мера, как инициирование псевдоконтрреволюционных заговоров и организаций, с завлечением в их члены оппозиционно настроенного населения, преимущественно офицеров. Особо крупный размах подобная деятельность ЧК приняла в Москве и Петрограде. Наиболее известным контрреволюционным заговором, созданным ВЧК летом 1918 г., стал так называемый «заговор трех послов» во главе с Р.Б. Локкартом. ВЧК удалось с его помощью вскрыть сеть иностранных агентов и выявить конкретные планы иностранных государств по отношению к Советской России. Особенно значительна в этом отношении деятельность английского агента Рейли. Им предусматривался арест членов СНК и перевоз их в Архангельск и даже более решительные меры. «Ленин обладает удивительнейшей особенностью, — говорил Рейли, — подходить к простому человеку. Можно быть уверенным, что за время поездки в Архангельск он сумеет склонить на свою сторону конвойных, и те его освободят. Поэтому, — заявил Рейли, — было бы наиболее верным Ленина и Троцкого немедленно после ареста расстрелять»
[463]. (определенную роль в становлении подобной позиции с Рейли сыграла провокация со стороны Я. Берзина)
[464]. Однако этим планам не суждено было сбыться. С самого начала заговор латышских частей в Москве был инсценирован ВЧК, и деятельность вовлеченных в него контрреволюционеров протекала под ее контролем. Схожие попытки в организации контроля над заговорщиками предпринимала Петроградская губчека во главе с М.С. Урицким. Местные чекисты не торопились производить аресты выявленных контрреволюционеров (в т. ч. Л. Каннегисера), стремясь раскрыть всю сеть заговорщиков, даже известия о причастности Л. Каннегисера к подготовке террористического акта по отношению к М.С. Урицкому, не привели к немедленным арестам
[465].
Подобная политика чрезвычайных комиссий, при игнорировании моральных принципов, сулила значительные успехи в борьбе с контрреволюцией, но ряд просчетов чекистов, особенно в Петрограде, привел к временному свертыванию этих превентивных мер. Убийство М.С. Урицкого, тяжелое ранение В.И. Ленина 30 августа 1918 г. повлекло за собой массовое применение ЧК высшей меры наказания и обусловило введение красного террора.
§ 2. Постановление СНК о красном терроре и его социальная и партийная направленность
Убийство 30 августа 1918 г. председателя Петроградской ЧК М.С. Урицкого в Петрограде и тяжелое ранение в Москве вечером этого же дня В.И. Ленина обозначили начало нового этапа в карательно-репрессивной политике советских органов власти. Совершенные в двух столицах в один день террористические акты убеждали советское руководство в существовании заговора против всех видных большевиков, в возможности новых террористических актов. В этих условиях прежний подход к политическим противникам представлялся уже допущенной ошибкой, которую необходимо исправить самыми резкими и суровыми мерами. Отличительной чертой нового периода являлась особая роль чрезвычайных комиссий в разворачивании масштабных репрессий. Еще до постановления о красном терроре по России прокатывается первая волна террора, масштабы которого не сопоставимы ни с каким другим аналогичным периодом гражданской войны.
Значительные размеры красный террор принял в Поволжье, где до 30 августа 1918 г. смертная казна применялась чаще, чем в целом по России. Нижегородская губчека, которой руководил в то время М.Я. Лацис, уже 31 августа 1918 г. телеграфировала в Москву о расстреле 41 человека, в ответ на названные террористические акты. Среди расстрелянных было 2 священнослужителя высшего ранга, 18 офицеров, 10 бывших жандармов, 4 предпринимателя и 2 чиновника царской России
[466]. Через несколько дней, в том же Нижнем Новгороде, был произведен новый массовый расстрел с тем же обоснованием, на этот раз 19 человек. Двое из приговоренных к высшей мере наказания были осуждены за контрреволюционную деятельность, остальные 17 человек — за уголовные преступления, отягощающим фактом которых была их рецидивность
[467]. На этом репрессии в Нижнем Новгороде не прекратились, и до 5 сентября 1918 г. в городе было расстреляно еще 6 контрреволюционеров
[468]. Расстрелы проходили и в уездах губернии. В уездном городе Ардатове Нижегородской ГЧК было казнено, по сообщению руководителя ЧК Восточного фронта М.Я. Лациса, 4 попа и 302 бывших офицера, заключенных ранее в концлагерях
[469].
Схожие масштабы принял красный террор в соседней Ярославской губернии, где летом 1918 г. уже применялись массовые репрессии к участникам Ярославского восстания. В самом городе в эти дни было расстреляно 38 участников июльского восстания. Среди жертв террора было 17 офицеров и представители других слоев населения, в т. ч. уголовные преступники
[470]. Массовые расстрелы проводились в уездных городах Ярославской губернии. В Рыбинске был образован даже специальный Чрезвычайный штаб по проведению террора. За период с 30 августа по 5 сентября им было расстреляно 29 человек, преимущественно также бывшие офицеры
[471]. В остальных городах уезда применение смертной казни наблюдалось в меньших масштабах, и массовый красный террор здесь начинается в большинстве случаев с 5 сентября 1918 г.
Помимо Нижегородской и Ярославской губерний, первая волна красного террора в Поволжье характерна для Саратовской и Астраханской губерний. И.В. Сталин, К.Е. Ворошилов, С.К. Минин отправили в Москву от Военного совета Северо-Кавказского округа телеграмму об организации в Царицыне в ответ на августовские покушения «…открытого, массового, систематического террора на буржуазию и ее агентов»
[472]. В районе были произведены массовые аресты и расстрелы. В Царицыне расстреляно более 50 человек, в Астрахани — 9 человек, в Саратове — до 30 человек
[473]. После приезда в Астрахань специальной комиссии Н.Ф. Латышева, расследовавшей астраханское восстание 15–28 августа 1918 г., ею было расстреляно еще пять человек, в т. ч. двое за вымогательство взяток
[474]. Как и в целом в регионе, большинство расстрелянных составляли офицеры царской армии и жандармерии, с включением в состав жертв красного террора уголовников и капиталистов.