Мемуары "власовцев" - читать онлайн книгу. Автор: Александр Окороков cтр.№ 43

У меня почему-то было полное спокойствие. Секретарь суда стал читать обвинительный акт, который продолжался 30 минут. После чтения обвинительного акта председатель суда стал спрашивать, правда ли то, что написано в обвинительном акте. Я ответил утвердительно, т. к. доказывать противное было бессмысленно. Суд продолжался 30 минут, после чего нам приказали выйти в коридор.

В коридоре мы разговаривали между собой, и ни у кого не было особенного уныния. Через 10 минут нас позвали в комнату суда, опять построили в одну шеренгу, и председатель стоя объявил именем Верховного Совета Союза Советских Социалистических Республик: ПРИЗНАЕМСЯ ВИНОВНЫМИ и по статье 58 пункт 3 и 13 приговариваемся к 10 годам И . Т. JI. (Исправительно-трудовых лагерей) и лишением прав на 5 лет. На этом закончился наш суд.

Нас развели по камерам, и надзиратель спросил меня, доволен ли я приговором. Я ответил, что доволен, т. к. ждал смертной казни. Тогда еще не было заключения больше 10 лет и не было спецлагеря. Мы разошлись по камерам и стали ждать отправку по лагерям.

Сразу после суда нас, осужденных, развели по своим камерам и на следующее утро собрали в одну камеру для отправки в И . Т. лагерь. Между нами оказались молодые казаки, которые держали себя очень задорно. Они сразу стали передавать новости по трубам парового отопления, которые проходили под окнами камер. По азбуке Морзе (точка, тире и т. д.) стучали по трубе, а в соседней камере все принимали. «Медынскому 10 лет». Это было понятно: «Раз Медынскому 10 лет, значит, мне будет только 5», утешали себя некоторые. Мы сутки прождали перед отправкой на «свободную» жизнь в И . Т. лагерь. К нам подбавили блатных, которые вели себя нахально, обижали слабых, отбирали пищу и оставшиеся хорошие вещи. У меня хороших вещей не было — одни золотые часы, которые я прятал под мышкой на английской булавке. Надзиратель в лагере предварительного заключения по доносу стукача их забрал, а мне дал буханку хлеба. Наши молодые казаки объединились и стали на защиту стариков. В число стариков попал и я. Никто из блатных и пальцем не смел тронуть. Помещались мы всегда в одном углу, и подходить к нам не разрешалось. При пересылке нас всегда помещали вместе с ворами, жуликами и блатными в одном железном вагоне. Молодые казаки, аховый народ, не давали нас в обиду при раздаче пищи, защищали нас и оказывали почет и уважение.

Офицеров Юнкерского училища разослали по разным лагерям Кемеровской области. К моему счастью, я попал в Гурьевск с партией молодых казаков, которые поняли, что нельзя давать себя в обиду, а самим нужно нападать.

Конвой подвел нас, 30 человек, к воротам лагеря, и как только открыли ворота, на нас набросились, как стая волков, все жулики, воры и блатные. Хотели сразу нас «раскурочивать» (лагерное выражение), но лагерная охрана нас отстояла, и нас направили в свободную землянку для приема.

После проверки по списку нас направили в баню. В это время в бане мылись блатные, и когда мы вошли туда и стали раздеваться, они притаились и с быстротой молнии набросились на наших 30 человек, но получили должный отпор. Казаки ряжками и тазами забросали нападавших, и им пришлось голыми бежать на проходную под защиту надзирателей. За такую расправу с блатными начальник режима нас поблагодарил, но отказался держать такую боевую группу в одном лагере и постарался разослать по разным лагерям отделения.

Из числа моих защитников осталось 5 человек, в том числе А . А. Полушкин. Нас назначили в бригаду на хозяйственные работы. В это время производилась прополка овощей. Приведут бригаду на огород: овощей не видно, а трава выросла по пояс вышиной, овощи же только поднялись. К концу работы не чувствуешь рук. Бывали случаи, когда сердобольный председатель колхоза за спасение его огорода пришлет бочку молока и несколько караваев хлеба. Но это был редкий праздник. Осенью нас направляли рыть картофель, свеклу, срезать капусту, убирать сено. Зимой ходили на расчистку снега. Круглый год находились на работе. За нашу работу кго-то получал деньги, но мы их не видели. Нас, 58 статью, долго в одном лагере не держали, а перебрасывали из одного в другой. Мне пришлось побывать в шести лагерях Кемеровской области. В одном из них я встретил бывших юнкеров.

К жизни в И . Т. лагере постепенно начал привыкать, не зная, что есть другие спецлагеря, где режим более суровый, и там происходят восстания. Все со страхом передавали друг другу, что нас туда направляют, и ждали того часа, когда будут назначены в дальний этап.

Со всех кондов необъятной России стали свозить казаков всех войск через Красноярск и Тайшет. Невидимое око имело всех на учете.

В И . Т. лагерях особенно охотно держали 58 статью — она приживалась хорошо на хозяйственных должностях. Но вот помимо начальника лагеря приехал начальник отделения, или оперуполномоченный, и приказал нас немедленно с хозяйственных работ снять.

Приближалась отправка в спецлагеря. В душе была надежда, что, может быть, меня пропустят, но она оказалась напрасной. В тот момент я был в Кемеровском лагпункте, в нем был построен новый большой театр, который должен был быть передан населению после упразднения лагерей. Помню, как мы укладывали под полом сцены битое стекло. Это хорошо отражает передачу звука. Здесь я имел приятеля — бухгалтера из заключенных, который меня поддерживал. Быть бухгалтером из заключенных должность выгодная: можно хорошо прожить и вернуться на волю с деньгами. Нужно немного покривить совестью. ЭТО ДЕЛО ВКУСА.

В один из дней 1949 года вызывает меня из барака мой приятель-бухгалтер и показывает телефонограмму на 4-х человек, которых нужно приготовить для дальнего следования. Продукты выдать на 7 дней. Бухгалтер переспросил по телефону, чье приказание? Ответ был короткий: «Распоряжение из Москвы».

Стал я готовиться к этапу. Телефонограмма была получена в субботу. Постирал белье. Помылся в бане. В воскресенье отдохнул и в понедельник в 12 часов дня был готов к отправке. Дали пообедать двойную порцию. Пришлось ждать до 4 часов дня. Мы, отправляемые, были изолированы от других в отдельном бараке. Снабдили еще одним мешком для продуктов: 3 буханки хлеба по 500 гр. На день. Пока доехали до пересыльной тюрьмы в Красноярске, то хлеб высох на сухари. Кроме хлеба дали две банки паштета 200 гр., сливочного масла, копченую рыбу и 14 кусков сахара (по куску на день), мешок с вещами, запасную обувь.

Куда направляют — не говорят. Строгая тайна. Это еще больше интересует.

В 4 часа дня пришел молодой лейтенант, вооруженный до зубов (с автоматом и пистолетом), с ним 6 красноармейцев с ружьями и собаками, и спросил у коменданта список людей, отправляемых в этап. Проверил продукты. «Выходи, садись в грузовик!» Сесть в грузовик сразу не так легко. Послышалась новая строгая команда: «Садись, не копайся!» Собака начала лаять. Тут я сразу понял, что режим переменился. Нам приказали садиться на середину, головой не ворочать, на борта руки не класть и не разговаривать. Машина выехала из лагеря. Ворота закрылись. Мне случайно пришлось видеть ордер, выдаваемый конвою. В нем указывается конвой и спецконвой. Я понял, в какой я попал.