Мемуары "власовцев" - читать онлайн книгу. Автор: Александр Окороков cтр.№ 14

Обед проходит скоро, но за ужином начальник 2-го уффичио полковник Вейль — представительный, высокого роста — развлекает нас рассказами, как он был в Москве военным атташе и сталкивался с вечно пьяными Ворошиловым и Будённым, горе-маршалами. Мы слабо разбираемся в тонкостях итальянского языка (очень красивого и гармоничного), и нам сидеть часа два кажется утомительным. Папирос нет, нам не выдают, а полагающиеся папиросы задерживаются солдатами. Тогда мы, ничтоже сумняшеся, вынимаем из кармана махорку, крутим цигарки и дымим ими, не заботясь о нежном обонянии итальянских воспитанных офицеров. Раз никто не догадывается предложить нам папиросу — пущай наслаждаются ароматом отечественного табака!..

Пошли осмотреть Княгинин монастырь на Львовской улице. Он был основан великой княгиней, матерью великого князя Николая Николаевича. По дороге спросили у какой-то женщины, и она нам объяснила, пригласив зайти вечерком к ней. Отец её имел пивоваренный завод, и, как нам рассказывал потом наш Боярунас, он, будучи гимназистом в Киеве, часто с товаршцами-гимназистами заходил на этот завод, и хозяин-немец их угощал шипучими водами. Теперь его дочь продолжает жить на заводе.

Княгинин монастырь занимает целую большую усадьбу с огромным садом. Прекрасные церкви и большие здания сохранились, только на главном храме купола реставрируются. Церковная служба как раз происходила в небольшом храме, в нём несколько прекрасных резных киотов — дар прихожан уже при немецкой власти. Монашки при советской власти работали в устроенном здесь госпитале и смогли сохранить имущество. Разговорились с монашками, которые нам рассказывали про жизнь при советской власти.

Вечером мы с Селивановым пошли на завод в гости к пригласившей нас русской немке. Застали её, её сестру и какого-то толстого немца в штатском чёрном костюме — они собирались идти в оперный театр, где выступала русская труппа. По-немецки ни я, ни Селиванов не говорили, поэтому посидели немного и сократили визит. Сестра хозяйки никогда белых русских не видела и смотрела на нас, как на пришельцев из иного мира, спросив: «Правда ли, что русские белые ели детей? И что русская эмиграция дошла до последней степени нравственного падения, влачит жалкое существование?..» Вот образец коммунистической пропаганды! Мы только посмеялись. Хорошо, что с нами не было Селиванова-«губернатора». Мы распрощались и смылись, а хозяева с немцем отправились в оперу.

24 января. Вечером адъютант капитан Фрескура повел нас на Кузнечную улицу, 14 — представиться начальнику штаба армии. Пошли я, Сельви, Константини, Фиакко и два итальянца — Полезный и Боджетто. Начальник штаба полковник Альмечи пожал нам руки и поблагодарил в нашем лице всех переводчиков за примерную службу (которую мы, «испанцы», ещё и не начинали).

Утром мы с Селивановым (нашим) пошли гулять по Киеву. Прошли мимо знаменитого Владимирского собора — он был невредим, но закрыт, так как за отсутствием отопления портилась живопись. К Андреевскому собору, построенному Растрелли, мы не ходили, так как немцы отдали его украинцам и богослужение шло на ихней «мове». Прошли к бывшему Крещатику — на углу дощечка-указатель: «Эйхгорн-штрассе». Красавец Крещатик не существовал, а на его месте и на месте боковых улиц красовались кучи щебня и мусора, и ни одного дома. Только в самом конце Крещатика, с правой стороны сохранилось два-три здания, одно из них — Исторический музей, где я прежде бывал неоднократно. Помню, что на лестнице на стене красовалась копия знаменитого письма запорожцев турецкому султану со всеми типичными выражениями, увековеченное художником И . Репиным.

Михайловский Златоверхий монастырь XII века был снесен — красные вандалы употребили немало динамита, чтобы взорвать это историческое здание. Вместо него стоял деревянный барак, церковка, в которой в деревянном гробу покоились мощи Святой Великомученицы Варвары. Полковник Болтин в Мадриде просил нас, если попадём в Киев, поклониться её мощам, что мы и сделали. Поговорили со старичком монахом, который нам дал венчики, освящённые на мощах. Вышли оттуда — перед нами большое красивое здание, этажей пять-шесть. Мы говорим, что это первое красивое здание советской постройки. Идёт навстречу какой-то гражданин, и мы его спросили, что это за здание, такое красивое? Отвечает, что это здание украинского ЦИКа. А что там делают внутри (слышно, что там стучат молотки)? «А вот видите, от крыши до земли глубокая трещина, так здание сносят, а пока снимают окна и двери…» Вот тебе и хвалёное советское строительство…

К нам зашёл познакомиться наш сосед — оказался дроздовец, был брошен больным тифом Белой армией и скрывался столько лет. Так он нам рассказывал, что вот сзади нашего дома — новый дом, архитектор его построил и сбежал, так как строительные материалы были плохого качества, а если бы он отказался строить, то его бы расстреляли за саботаж, а если построил бы и здание завалилось, то тоже расстреляли бы. Потому обычно, когда архитектор построит дом, то старается сбежать в другой город, подальше, и часто живёт под чужой фамилией.

Пошли на Владимирскую Горку — там по-прежнему стоит огромный памятник Святому Владимиру с огромным крестом в руке, украшенным цветными камнями, его видно издалека, из Черниговщины (на другой стороне Днепра уже Черниговская губерния).

25 февраля 1943 года. Пошли с Селивановым осматривать Софийский собор XI века, где я неоднократно бывал на вечерне, будучи юнкером. Снаружи храм цел, но внутри мерзость запустения: стены голые, полы взломаны (я уже потом читал, как после войны был найден чугунный пол, третий, времён Ярослава Мудрого). У стены стоит мраморная гробница — Святого Владимира или Ярослава Мудрого, не знаю точно. Прекрасная мозаика «Нерушимая Стена» в полной сохранности — это символ Вечной России. Сколько было нашествий в истории — теперь вот красный Антихрист, а «Нерушимая стена» — нерушима. Какая это красота! А ведь стоит девять веков.

Около собора на Софиевской площади — Присутственные места, времён императора Николая Первого, большевики их хотели снести, чтобы построить свой «нерушимый памятник пролетарской архитектуры», но почему-то оставили эти прекрасные здания на месте. На площади — памятник Богдану Хмельницкому, только надпись изменена на самостийный лад.

Пошли с Селивановым к вокзалу. Вместо традиционного деревянного сарая воздвигнуто отвратительное серое здание, да ещё с башней (кажется, при отступлении было немцами разрушено и построено потом новое). А какие чудные вокзалы были в России: в Москве, в Харькове, в Жмеринке, их я видел… Правее вокзала — крытый железнодорожный мост, над путями и Железнодорожной колонией, такой же, как и в моё время, только в жалком состоянии. Сколько раз я проходил по этому мосту, когда, будучи юнкером, возвращался в Военное училище! При мне ходил трамвай к Брест-Литовскому шоссе, но юнкера им не пользовались.

На мосту нам навстречу идёт упитанный немецкий солдат, кажется, капрал, нагруженный как ишак: на спине мешок, сбоку сумка, в руках тяжёлые чемоданы — одним словом, представитель «высшей расы» едет в отпуск «нах фатерлянд». Селиванов говорит: «Чтоб его холера взяла! Ишь, сколько награбленного добра везёт!..» Как толкнёт этого немца, так из рук его чемоданы выпали. Немец остановился и стал кричать — верно, ругался, хотя мы по-немецки плохо разбирались. Я вижу такое дело, остановился и стал расстегивать кобуру. Немец взял чемоданы в руки и пошёл своей дорогой, а мы своей, к Кадетской роще. И на кой дьявол Селиванову сдался этот немец? Сам он небольшого роста, но ядовитый господин…