Фамилия Кропоткин характеризует ее носителя как человека трудолюбивого, кропотливого. Происходит она от прозвища Кропотка, данного именно за эти качества смоленскому князю Дмитрию Васильевичу, одному из потомков легендарного Рюрика, умершему в 1470 году. Начало смоленской ветви Рюриковичей положил князь Ростислав Мстиславич Удалой, в XV веке княжество было упразднено, а оставшийся не у дел княжеский род разделился на множество ветвей, одной из которой стали Кропоткины. Петр Алексеевич Кропоткин стал в этом роду наиболее известным представителем, хотя совсем не в том качестве, как все его предки.
Его отец, князь Алексей Петрович Кропоткин, родившийся в 1805 году, после смерти жены продал дом в Штатном переулке, купил поблизости расположенный дом 4 в Малом Лёвшинском переулке, а затем и его продал; семья переехала в дом 8 в Малом Васильевском. Все эти дома сохранились. Летом 1917 года Петр Алексеевич, вернувшись из сорокалетней эмиграции, посетил дом в Штатном, где он родился и где умерла его мать Екатерина Николаевна. Позже он вспоминал в «Записках революционера»: «Высокая, просторная угловая комната в нашем доме… И в эту комнату нас, детей, ввели в необычное время, — таковы мои первые, смутные воспоминания. Наша мать умирала от чахотки. Ей было всего тридцать пять лет. Прежде, чем покинуть нас навсегда, он пожелала видеть нас возле себя, ласкать нас, быть на мгновение счастливой нашими радостями; она придумала маленькое угощение у своей постели, с которой уже не могла более подняться. Я припоминаю ее бледное, исхудалое лицо, ее большие, темно-карие глаза. Она глядит на нас и ласково, любовно приглашает нас есть, предлагает взобраться на постель, затем вдруг заливается слезами и начинает кашлять… Нас уводят… Мне было три с половиной года, а брату Саше еще не минуло пяти… Николаю шел двенадцатый год, а Лене — одиннадцатый»
[19].
Четверо детей остались без матери, и хотя отец вскоре снова женился на дочери адмирала Черноморского флота Марка Карандино, мачеха ни в малейшей степени не смогла заменить им мать. Отношения отца с детьми не были простыми, особенно после того, как он женился вторично и мачеха заявила: «Не хочу иметь у себя дома никого из дома Сулимы!» Ходили даже слухи, что настоящим отцом двух младших братьев был не он, а лечивший Екатерину Николаевну доктор Андрей Берс, отец жены Л. Н. Толстого Софьи Андреевны. Однако ни один из братьев на этот счет не высказывался, да и никаких прямых доказательств не обнаружено. Петр Кропоткин писал в своих мемуарах, что отец по-своему любил жену, но она не была счастлива с ним, и это ощущалось в дневниках, которые она вела, лечась на водах от чахотки.
Князь Алексей Петрович Кропоткин — штабной офицер во время Русско-турецкой войны и Польской кампании 1831 года, награжденный орденом Святой Анны и золотой шпагой. Он владел тремя имениями: в Калужской, Рязанской и Тамбовской губерниях, с более чем тысячью крепостных. Излюбленным его занятием, кроме картежной игры и муштрования дворни, было перелистывание «Бархатной книги». По ней выходило, что дворянский род Кропоткиных ведет свое начало от легендарного Рюрика, приглашенного из шведского города Упсалы «править и володеть» в Новгороде, называемом скандинавами Хольмгардом. Князь Игорь, убитый покоренными им древлянами в 945 году, был сыном Рюрика, Святослав — внуком, крестивший народ Киевской Руси в 988 году Владимир — правнуком. Сын Ивана IV Грозного Федор Иоаннович — последний царь из этой династии. Большинство из Рюриковичей-Кропоткиных мирно служили воеводами и стольниками во многих российских городах — от Нарвы до Сургута. В этом роду отыскался только один бунтарь — в Смутное время в начале XVII века некий Иван Кропоткин ходил с войском Лжедмитрия против московских бояр и впал в немилость у царей второй русской династии, Романовых.
Петр Алексеевич Кропоткин — Рюрикович в тридцатом колене, но его ближайшие предки были вполне ординарными дворянами. Дед Петр Николаевич после войны 1812 года вышел в отставку поручиком, обвенчавшись с княжной Прасковьей Гагариной, брат которой Иван был женат вторым браком на великой русской актрисе, бывшей крепостной Екатерине Семеновой. Дядя Дмитрий Петрович — литератор, переводчик, поэт, сотрудничавший в популярных журналах «Библиотека для чтения» и «Сын отечества».
Алексей Петрович служил в Варшаве во время подавления Польского восстания 1830 года и там женился на дочери командира корпуса генерала Николая Сулимы Екатерине. Свадьба состоялась в королевском дворце Лазенки, а посаженым отцом на торжестве был командующий армией, грозный усмиритель поляков генерал Паскевич-Эриванский. Так Кропоткин-Рюрикович породнился с семьей Сулима, корни которой восходили к украинскому гетману Ивану Сулиме, боровшемуся за независимость Украины от Речи Посполитой и четвертованному в 1635 году в Варшаве. Отец его молодой жены, Николай Семенович, — генерал, герой Аустерлица и Бородина. После войны 1812 года, не пожелав служить под началом временщика Аракчеева, он добровольно отправился в Сибирь, став генерал-губернатором Западной, а потом Восточной Сибири. Когда в 1862 году его внук Петр Кропоткин поехал в Сибирь, то часто там слышал имя Сулимы, произносившееся с большим уважением. Пораженный чудовищными размерами воровства, царившего в крае, побороть которое был не в силах, он возвратился из Сибири, ничего там не нажив.
Дочь губернатора Сулимы Екатерина Николаевна была женщиной одаренной и образованной, красивой внешне и внутренне, и ее влияние на детей, особенно на Александра и Петра, было исключительно велико. Оно передалось через дворовых дома Кропоткиных, сохранивших о ней на долгие годы удивительно светлые и теплые воспоминания, и через ее архив, однажды обнаруженный братьями. В нем были письма, дневник, который она вела, лечась в Германии, написанные ею стихи и акварели, ноты, французские драмы, поэмы Байрона, тетради с переписанными ее рукой стихами русских поэтов, и среди них — запрещенные цензурой стихи повешенного декабриста Рылеева… Для построенной Алексеем Петровичем церкви в тамбовском имении Покровском она написала несколько икон, в том числе Алексея Божьего человека…
«Моя мать, без сомнения, для своего времени была замечательная женщина, — признавал спустя много лет ее младший сын Петр. — Все знавшие ее любили ее. Слуги боготворили ее память… Не знаю, что стало бы с нами, если бы мы не нашли в нашем доме среди дворовых ту атмосферу любви, которой должны быть окружены дети… Ее не было, но память о ней носилась в нашем доме, и когда я теперь оглядываюсь на свое детство, вижу, что обязан ей теми лучшими искорками, которые запали в мое ребяческое сердце». Портрет матери всегда висел над его рабочим столом, где бы он ни жил.
Отец упрекал жену в том, что она была бесприданницей. «Старый Сулима, ваш дедушка, — говорил он своим сыновьям, — мне золотые горы насулил по службе, а вместо того скоро сам поехал в Сибирь. Так я и остался ни с чем». И отношения его с дворовыми не отличались от тех, что складывались в большинстве помещичьих усадеб России. Он был уверен в своем праве распоряжаться судьбой крепостных, наказывать их, продавать, проигрывать в карты. Невольное присутствие при этих действиях детей вызывало в них сочувствие и сострадание к бесправным крепостным, определенным образом их воспитывало.