– Бред! Двенадцатого мая я был дома, как и все остальные дни той недели, будучи безработным.
– Не перебивайте, Филипп Олегович. Вы мне свою версию уже рассказали, теперь дослушайте мою. Мы договорились? Хорошо, тогда я продолжу. Со своим новым знакомым, будучи в нетрезвом состоянии, вы проезжали мимо сорок девятой средней школы на автомобиле «Лада Калина», госномер такой-то. На обочине вы увидели голосующую девушку, остановились и подобрали ее. Вы предложили ей поехать с вами, якобы на день рождения друга, и в дороге напоили алкоголем. Доехав до дома Лосева в Листвянке, вы поочередно вступили с ней в половую связь. В разговоре выяснилось, что девушка несовершеннолетняя, в связи с чем вы с Лосевым, дабы избежать наказания, приняли решение убить девушку и скрыть тело. Однако, не решившись исполнить задуманное в ту ночь, вы заперли уснувшую потерпевшую в подвале дома, а сами, поймав попутку, уехали в город якобы по делам и не вернулись…
Майор, находясь за моей спиной, замолкает. Ждет моей реакции? Ему от меня что-то надо, но что? У них же никаких улик на меня нет и быть не может, но тогда зачем он мне все это рассказывает? Все-таки считает меня соучастником похищения? Или надеется, что я поверю в их всезнание и во всем признаюсь? Решаю, что главное сейчас – это сохранять спокойствие, но это непросто. Сердце колотится и рвет грудину, система шлет алерты, а он спокойно продолжает, непринужденно переходя на «ты»:
– Ты надеялся, что ни твой новый знакомый, ни девушка не смогут тебя опознать, если ты затеряешься в городе. Возможно, ты также надеялся на то, что Лосев сам осуществит убийство и скроет улики… – Он опять умолкает, ждет какой-то реакции, не получает и продолжает: – Шло время, ты успокоился и зажил своей прежней женатой жизнью. Но в твое отсутствие Лосеву стало жаль Воронцову, в связи с чем он не убил ее, а наладив доверительные отношения, стал с ней сожительствовать. Девушка, по ее словам, боялась сообщать родителям о том, что с ней произошло. Кроме того, чтобы ее не узнали, большую часть времени она проводила дома…
– Вы закончили? Если бы было так, как вы рассказываете… Кстати, а почему вы тыкаете? Считаете, что мы уже достаточно знакомы для этого? Короче, если бы было так, зачем мне звонить ее родителям?
– Затем, что вчера, увидев Воронцову по телевизору, ты забеспокоился. Может быть, тебе даже стало жаль девушку, ведь то, что она все еще в розыске, значило, что, скорее всего, Лосев ее убил… И тогда ты решил успокоить свою совесть, позвонив ее родителям. Я даже знаю, как ты рассуждал: «Убил-то ее Лосев, так что и вина вся будет на нем!» Еще ты думал, что за давностью событий и с учетом алкогольного опьянения тебя наверняка не опознают – ни Лосев, ни Воронцова. Вот такой примерно ход событий. Ну что, будем признаваться?
– Мне не в чем признаваться.
– Отрицаешь участие в похищении и изнасиловании? Ты понимаешь, что тебе светит с твоими статьями, Панфилов? Я же тебя прям щас закрою, понимаешь? Засажу в камеру, ты же к обеду уже кукарекать начнешь!
Ему не надо меня пугать, мне и так страшно. Пустые у него угрозы или нет, но перспектива провести хотя бы день в изоляторе с уголовниками по подозрению в такой статье в восторг не приводит. Игоревич же может задержать как минимум на трое суток. Черт, по глупости засунул пальчик, и теперь бездушная машина просто затягивает меня полностью под пресс, чтобы перемолоть в комок кровавой слизи. Пытаюсь собраться с мыслями, которые мечутся в черепной коробке в поисках хоть какой-нибудь зацепки вылезти из всего этого, и у меня получается. Меня отпускает.
– Товарищ майор, просто покажите меня Оксане. Уверен, она меня не узнает.
– Смысл? Она не помнит, как ты выглядишь. Девочке четырнадцать! Моей дочери столько же! Вы ее водярой напоили! Что она может помнить?
Нет у него дочки, только сын. Абсолютно точно исполняет. Театр одного актера. Чего он добивается? Поймав следователя на лжи, я окончательно успокаиваюсь. Соврал в этом, может, соврал и в остальном – и нет никакого знакомого у Лосева. Тогда к чему это все? В любом случае злости во мне сейчас больше, чем страха.
– Хорошо, Лосеву меня покажите. Допросите жену, она подтвердит, где я был в тот вечер!
Майор ехидно улыбается. Я делано вздыхаю и предлагаю:
– Или давайте я попробую найти кого-нибудь из ваших потеряшек? Кто у вас в розыске?
– А давай! – легко соглашается майор.
Он вытаскивает какую-то папку, перебирает листы и выдает мне несколько из них: все пропавшие дети и подростки. Изучаю первый – пропавший семилетний мальчик Никита. Я перевожу взгляд на Игоревича, он замер, словно борзая, почуявшая след. Данных достаточно для поиска по карте интерфейса. Я прикрываю глаза, чтобы не выдать себя, и по запросу вижу в одном из городских домов метку мальчика. Значок серый, и при фокусе на нем система отображает: «Останки». Смотрю следующего ребенка. Девятилетний Егор – «Останки». Шестнадцатилетняя Кристина обнаруживается в Дубае. Еще одного подростка разбросало по двум разным городам. Распилили на органы?
Мне хочется помочь и дать майору все данные, что мне открылись, но я не хочу помогать так – вытащенный из дома под утро, под давлением и угрозами. Я помогу на своих условиях и не только ему, но не сегодня. Сейчас он при желании может привлечь меня по всем этим делам и повесить несчастных детей на меня.
Смотрю на майора:
– Ничего.
Он все-таки не может скрыть разочарования. Вижу, как снижается его интерес ко мне и падает настроение.
– Я пытался, товарищ майор. Видимо, это так не работает.
– Очень прискорбно для тебя, Панфилов, – говорит он, возвращаясь за стол.
– Вам виднее.
Какое-то время майор, зевая так, что сворачивает челюсть, перечитывает протокол допроса. Затем дает мне ознакомиться и подписать. Я смотрю, что там написано, и спотыкаюсь на том моменте, где Игоревич описывает, как я узнал, где Оксана: «После просмотра телевизора, где я увидел объявление о розыске Воронцовой О., мне было видение с точным местом ее нахождения, включая адрес».
– Видение?
– Ну а что еще? Думаешь, ты первый? Сейчас этих экстрасенсов столько развелось – сами чуть не каждый день пишут письма. А нам все проверять. Но такое, чтобы прям в точку, до номера дома, – такое впервые.
Впервые за все три часа допроса я вижу его почти искренним. Если только это не очередная попытка раскрутить меня. Хотя видно, что его интерес ко мне упал до минимума.
– Майор…
– Да?
– Там реально был сообщник у Лосева?
Ответа я не получаю. Вместо этого он звонит кому-то:
– Кофе мне можешь захватить? Ага, спасибо.
Дочитав протокол, я не нахожу в нем ничего для себя криминального, только мои ответы на его вопросы.
– Дочитал, замечания есть?
– Нет. Все вроде верно.
– Подписывай.