– Только кладовая, где хранятся продукты. Но поверь, это не она. Там бы я с голоду не померла!
– Чёрт! Да как же вас искать?!
– Найди меня, Орлик, найди! А то ещё денёк-другой, и я преждевременно и скоропостижно скончаюсь от нехватки коньяка и сигар. Знаешь, где я беру воду?
Орлику было глубоко наплевать, где Ида Григорьевна берёт воду, но он из вежливости спросил:
– Где?
– Слизываю с бетонных стен. Кажется, это называется конденсат.
– Держитесь, – посоветовал Орлик. – Ради бога, держитесь! Лижите стены, ловите мышей, только не помирайте преждевременно и скоропостижно! Я вас найду, обещаю.
Старуха громко чихнула, потом закашлялась.
– Хорошо хоть одеяло со мной, – глухо сказала она. – И телефон. Иначе бы я уже сдохла от холода и недостатка общения.
– Отключайтесь, – приказал Славка. – Отключайтесь немедленно, а то просадите мобильник, и у нас не будет никакой связи!
Орлик первым нажал отбой, прикидывая в уме план действий. Он не сразу заметил, что по тропинке к нему медленно идёт Лидия.
Она была бледна, грустна и очень задумчива. Она не смотрела ему в глаза, что было совсем не в её привычке.
Славка бросился к ней, схватил за руку, и, не придав значения холодной, дрожащей ладони, выпалил:
– Я знаю, как искать Иду!
– Как? – безучастно спросила Лидия.
– У старухи в гробу есть мобильник. Если постоянно звонить ей, можно по звуку отыскать гроб!
– Ты обыскивала Иду в гробу? – вскинула на него глаза Лидия.
– Я?! – Славке опять предстояло врать, и он снова почувствовал себя на горячей сковородке, правда, на этот раз в ней была насыпана соль. – С чего ты взяла?
– А с чего ты взяла, что у неё есть мобильник в гробу?! – нехорошо усмехнулась Лидия.
– Знаешь, – пряча глаза, сказал Славка, – мне доктор Фрадкин прописал женские гормоны. Он считает, что у меня проблемы с репродуктивной системой.
– Лучше бы он гормоны от вранья тебе прописал.
– Что ты имеешь в виду? – Славка почувствовал, как холодеет в желудке.
– Откуда у тебя это? – Лидия протянула руку, которую прятала за спиной, и показала сверкающий крест.
– Тьфу ты! – невоспитанно сплюнул на землю Славка. – Ты рылась в моей постели?
– Извини. Хотела прибраться. Ксюня совсем не справляется со своими обязанностями.
– И что ты об этом думаешь? – указал Славка на крест.
– Что ты воровка. И вполне возможно…
– Убийца?! – захохотал Славка.
Лидия кивнула.
– Во всяком случае, ты единственная, кто из всей этой ненормальной компании способна действовать и соображать, – мрачно сказала она.
– Спасибо, – широко улыбнулся Славка. – То же самое я могу сказать о тебе.
Он забрал у неё крест, взял за руку и повёл к скамейке, которая неизвестно зачем стояла под раскидистой елью.
Полночь не наступала.
Минуты бежали, секундная стрелка скакала по циферблату, но – полночь не наступала.
Как заколдованная.
Паша созрел для шалостей, – для каких прекрасных шалостей он созрел! – но время подчинялось каким-то тупым земным законам и приходилось терпеть, отсчитывая градусы, граммы и сантиметры.
Ведь призраки появляются только в полночь и ни секундой раньше. И чёрт его знает, какие часы не врут, ведь он сам безобразничал стрелками каждую ночь…. Впрочем, часы были тут не при чём, и градусы, и сантиметры, потому что когда наступала полночь, Пашкина сущность обретала способность передвигаться в пространстве с лёгкостью и скоростью мыслей.
Как он любил это время! Как он любил эту роль…
Можно было выйти из сумрака и вволю покуролесить, наплевав на замыслы всех самых великих режиссёров вселенной.
Пачкать стены, воровать семечки и играть в бильярд он больше не собирался. Это было мелко, неинтересно и абсолютно бессмысленно.
Кому нужны эти кентервильские
[1]
заморочки? Разве что ему самому, чтобы не взвыть от скуки, скитаясь в сумеречном пространстве.
Он решил выяснить, кто виноват в его смерти.
Он решил наверняка это выяснить, пользуясь своим статусом призрака.
С потусторонними силами люди должны быть предельно открыты и откровенны, ведь призрак – это тебе не следователь, не мент; призрак – это нечто волшебное, а значит, недоступное пониманию, а всему, что пониманию недоступно, врать нельзя, мало ли что…
Какая блестящая идея пришла Иде Григорьевне – собрать на своих мнимых похоронах всех, кто мог быть причастен к его смерти!
Он начнёт с Ксюни.
Ксюня – простая душа, она выложит Горазону всё, что знает, чует и предполагает, если в первую секунду не помрёт от страха.
Чтобы скоротать до полуночи время, Паша быстренько смотался в Южную Африку, посмотреть, как в горном озере купаются юные негритянки и занимаются любовью жирафы. Ему всегда было любопытно, как жирафы занимаются этим, оказалось – ничего интересного, они просто не задумываются о длине своих шей.
Гораздо занятнее оказались юные негритянки, они визжали, брызгали друг в друга водой, а одна даже задумала утонуть, заплыв на середину глубокого озера, и пришлось деликатно, незримо её спасать, поддерживая за самые интересные и выпуклые части шоколадного тела, на поверку оказавшимся, мокрым, холодным и ни капли не соблазнительным.
Лучше бы тонула жирафиха. Её можно было бы не спасать.
В конце концов, он не ответственен за всё происходящее в Южной Африке, ему бы со своими проблемами разобраться.
В полночь он был в доме Иды Григорьевны.
Проник через все стены и двери в комнату Ксюни с лёгкость острого ножа, режущего мягкое масло.
Ксюня вязала в кровати носок, напевая под нос:
– Кручу-верчу, я к тебе хочу
Кручу-верчу, я тобой дорожу
Я закрываю замочек, идёт дело к ночи
Не бойся остаться со мной!
Спицы мелькали, отблескивая, в её руках. Носок казался непомерно большим, длинным и невероятно розовым, отчего в голову приходила мысль, что Ксюня вяжет его просто так, для занятия рук и успокоения нервов. На столе горела настольная лампа, давая приглушённый, неяркий свет. Паша приземлился на шкаф, предварительно выдернув из розетки лампу.
– Тьфу, чёрт, – беззлобно ругнулась Ксюня и зашарила рукой по стене, отыскивая выключатель. – Опять напряжение скачет!