Однако Иэн Вудал заявил, что южноафриканцы пойдут на вершину, когда им заблагорассудится, может и 10 мая, а кому это не нравится, может проваливать.
Холл, которого обычно было трудно рассердить, впал в ярость, когда узнал об отказе Вудала кооперироваться. «Я не хочу оказаться на вершине горы рядом с этими понтёрами», — негодовал он.
Глава одиннадцатая
БАЗОВЫЙ ЛАГЕРЬ ЭВЕРЕСТА
6 мая 1996 года. 5400 метров
Насколько крепко притягательность альпинизма зиждется на его упрощении межличностных отношений, на сведении дружбы к слаженному взаимодействию (как на войне), на подмене самих взаимоотношений чем-то Другим (горой, сложной задачей)? За таинственностью приключений, за свободным бродяжничеством — за всем множествам необходимых противоядий к нашей культуре, построенной на комфорте и удобствах, — может лежать некая разновидность юношеского отказа принимать всерьез взрослую жизнь, бренность окружающего мира, всякого рода слабость, медленный и неувлекательный ход жизни самой по себе…
Лучшие альпинисты… могут быть людьми глубоко чувствующими, даже сентиментальными, но только с бывшими, изрядно намучившимися товарищами по несчастью. Некоторая холодность, поразительно сходная по тону, исходит от произведений Була, Джона Харлина. Бонатти, Бонингтона и Хастона — холодность правомочности. Возможно, именно такая холодность присуща экстремальным восхождениям: очутиться там, где, по словам Хастона: «Если что-то будет не так, то борьба пойдет не на жизнь, а на смерть. Если у вас достаточно хорошая подготовка, вы выживете, если нет — природа потребует расплаты».
Дэвид Робертс «Моменты сомнений»
Мы вышли из базового лагеря 6 мая в 4:30 утра, чтобы предпринять попытку восхождения на вершину. Верхушка Эвереста находилась в двух вертикальных милях от нас и казалась такой невероятно далекой, что я попробовал ограничить свои мысли вторым лагерем, нашим пунктом назначения на сегодняшний день. Когда первые лучи солнца упали на ледник, я был на высоте 6100 метров, в утробе Западного цирка, счастливый тем, что ледопад остался внизу и что мне придется проходить по нему лишь еще один раз, в финальном спуске с горы.
Всякий раз как я оказывался в Западном цирке, мне досаждала жара, и этот переход не был исключением. Поднимаясь с Энди Харрисом впереди группы, я постоянно напихивал снег под шапку и шел так быстро, как только позволяли мне ноги и легкие, в надежде, что попаду в тень от палаток раньше, чем умру от солнечной радиации. По мере того как прибывал день и распалялось солнце, у меня начинала раскалываться голова. Язык так распух, что было тяжело дышать ртом, и я заметил, что мысли становятся все менее ясными.
Мы с Энди притащились во второй лагерь в 10:30 утра. После того как я выпил два литра жидкости, ко мне вернулось равновесие. «Так хорошо, что мы наконец на пути к вершине, правда?» — спросил Энди. Почти все время с начала экспедиции он страдал разными кишечными недугами, а под конец к нему вернулись силы. Это был талантливый тренер, одаренный удивительным терпением, обычно его назначали пасти самых медленных клиентов, тянувшихся в хвосте нашей группы, и он чуть не прыгал от радости, когда этим утром Роб дал ему свободу при подъеме на вершину горы. Как младший проводник в команде Холла и единственный среди проводников, еще не побывавший на Эвересте, Энди стремился хорошо зарекомендовать себя среди закаленных коллег. «Я думаю, мы скоро одолеем эту ублюдочную громадину», — доверительно сообщил мне Энди, широко улыбаясь и пристально глядя на вершину.
Чуть позднее Геран Кропп, двадцатидевятилетний шведский альпинист-одиночка, выглядевший крайне утомленным, проследовал через второй лагерь вниз, в базовый лагерь. 16 октября 1995 года он покинул Стокгольм на сделанном на заказ велосипеде, который вез 110 килограммов снаряжения. Геран Кропп намеревался совершить путешествие с уровня моря в Швеции до вершины Эвереста, полагаясь только на свои силы, без поддержки шерпов и баллонов с кислородом. Это была чрезвычайно амбициозная цель, но Кропп имел все основания ее добиваться: он побывал раньше в шести гималайских экспедициях и проделал сольные восхождения на Броуд-Пик, Чо-Ойю и К-2.
Пока он добирался на велосипеде до Катманду — а это 29 000 километров, — его ограбили румынские школьники и атаковала толпа в Пакистане. В Иране разгневанный мотоциклист бросил бейсбольную биту Кроппу в голову (к счастью, тот был в шлеме). Тем не менее в начале апреля он прибыл целым и невредимым к подножию Эвереста и тут же начал делать акклиматизационные вылазки вверх по горе. А в среду, 1 мая он вышел из базового лагеря и отправился на вершину.
Кропп достиг своего последнего лагеря, располагавшегося на высоте 7900 метров, на Южной седловине, в четверг после полудня и ушел из него к вершине на следующий день, сразу после полуночи. В базовом лагере никто в этот день не расставался со своим радиоприемником, с волнением ожидая сообщении о его продвижении. Хелен Уилтон повесила в нашей палатке-столовой плакат с надписью «Иди, Геран, иди!».
Впервые за месяц ветер почти не обдувал вершину, но снега на вершине горы было почти по пояс, что замедляло продвижение и выматывало все силы. Кропп неустанно прокладывал себе дорогу наверх сквозь заносы, однако к двум часам пополудни, в пятницу, он достиг только высоты 8748 метров и оказался прямо под Южной вершиной. Несмотря на то, что до вершины оставалось 60 минут подъема, Кропп решил повернуть обратно, полагая, что он слишком устал и если продолжит подъем, то не сможет благополучно спуститься назад.
«Быть так близко от вершины — и повернуть назад… — качая головой, говорил Холл 6 мая, когда Кропп тащился мимо второго лагеря, спускаясь с горы. — Это невероятно хороший показатель рассудительности молодого Герана. Я впечатлен — и впечатлен гораздо больше, чем если бы он продолжал подъем и одолел вершину». За предыдущий месяц Роб не один раз прочитал нам нотацию о большом значении времени возвращения в день штурма вершины — в нашем случае это могло быть, вероятно, 13:00 или, самое позднее, 14:00, и назначенное время возвращения не должно было зависеть от того, как близко от вершины мы будем. «При достаточной решимости любой идиот может подняться на эту гору, — заметил Холл. — Но вся хитрость в том, чтобы спуститься назад живым».
За добродушно-веселым видом Холла скрывалось ревностное желание иметь успех, который для него определялся довольно просто: привести на вершину по возможности больше клиентов. Чтобы быть уверенным в успехе, он уделял пристальное внимание деталям: здоровью шерпов, эффективности работы солнечной электростанции; он проверял, достаточно ли острые кошки у его клиентов. Холлу нравилось быть проводником, и ему причиняло боль, когда некоторые прославленные альпинисты (и не только сэр Эдмунд Хиллари) не могли оценить, насколько трудно быть проводником, а он чувствовал, что чем профессиональнее делает свое дело, тем большего уважения заслуживает.
Роб назначил вторник 7 мая днем отдыха, поэтому мы встали позднее и, расположившись возле второго лагеря, сидели и болтали в нервном ожидании близкого штурма вершины. Я привел в порядок свои кошки, некоторые другие принадлежности, затем попытался читать книгу Карла Йаасена, но был так сосредоточен на восхождении, что пробегал глазами фразу за фразой, не вникая в их смысл.