Я молчала, хоть это и было нелегко. Бракосочетание сестры с Морисом само по себе не создало для меня каких-либо дополнительных проблем. Прежде всего, я люблю свадьбы, а эта, в известном смысле, была моей собственной. Мэрия, церковь, подписи — во всем этом я находила успокоение. В самом худшем случае, если бы отец и мать неожиданно узнали, что произошло между Морисом и мной, им уже пришлось бы с этим смириться, пусть даже выразить недовольство. Теперь Морис их родственник.
Свадебный обед был отменным. Я много и вкусно ела, танцевала. Жирный краснолицый парень, пустозвон, бывший одноклассник Сюзанны, ходил за мной буквально по пятам, сраженный наповал. Морис тоже заставил меня с ним танцевать, и не однажды, а четыре или пять раз! Он раньше никогда не говорил со мной так, прижимая меня к себе и повторяя снова и снова: «Маленькая Нея, теперь я знаю, что могу рассчитывать на тебя. А ты тоже во всем можешь положиться на меня. Вот увидишь…»
Может быть, он слишком много выпил. Не хочу сказать, что он был пьян, но обычно он более сдержан, а в этот раз говорил больше и громче обычного. Мама, однако, в какой-то момент в присущей только ей одной манере вновь обратилась к нему как к «коммивояжеру», а он отплатил ей той же монетой, назвав своей «тещей». Я не помню дословно его комментарий, но это было очень смешно, и мама отвернулась от него в ярости, не найдя, однако, повода обвинить его в плохих манерах — так мило он сформулировал ответ.
Сюзанна и Морис уехали в шесть или семь часов пополудни. Я даже не сразу заметила их отсутствие. Меня это не касалось. Я танцевала со своим жирным кавалером, который дышал мне в шею и сжимал мою левую грудь. Я дважды поиграла с собой, прежде чем уснуть, думая о Сюзанне и Морисе. Я чувствовала себя Динарзаде, младшей сестрой Шехерезады из «Тысячи и одной ночи». Каждый раз, читая эту книгу в переводе Мардруса, я представляла себе, как на исходе каждой ночи «царь Шахрияр делал с Шехерезадой то, что он делал обычно». Наверное, эта Динарзаде (то есть я) постоянно падала в обморок от удовольствия, когда после такого большого количества волнующих кровь историй Повелитель Правоверных занимался любовью с ее сестрой.
С другой стороны, для меня было жестоким испытанием привыкание к мысли о том, что Сюзанна — жена. Я просто не представляла, насколько это обстоятельство может изменить наши отношения. Она и Морис поселились в квартире неподалеку от нашей — на рю Леонс-Папийяр, буквально в двух шагах от Порт-Майо.
— Вы будете жить почти что дома, — сказала мама. — Но со всеми преимуществами независимости.
В общем-то, я никогда четко не представляла, что это значит, пока не увидела Сюзанну, занимающуюся различными домашними делами, хлопочущую на кухне. Но во всем остальном она не слишком изменилась: по-прежнему так же долго валяется в постели по утрам, и именно мама должна идти на рынок Сен-Пьер, чтобы приобрести немного дешевых продуктов, а заодно заняться своим любимым делом — всласть поболтать с торговцами.
Однако, нравится мне это или нет, мне нет места в их жизни. Сюзанна однажды приглашала меня на ланч. Мы чувствовали себя как-то скованно в компании друг друга, неловко пытаясь завязать беседу. Казалось, этому ланчу не будет конца. Я удалилась, сославшись на срочную работу над домашним заданием. На самом деле я пошла в кино в полном одиночестве. Должна признаться: я плакала. Нечего особенно шуметь из-за этого, но этот завтрак отчетливо показал: Сюзанна стала мне чужой. И какой-то чванливой. Оглядываясь назад, могу сказать, что в каком-то смысле я тогда успокоилась — Морис ведь тоже не мог развлекаться, как прежде. Бедная Сюзанна! Она мила, но поверхностна, чего-то в ней недостает. И поскольку Морис больше не чувствует к ней физического влечения, можно только удивляться, как он может оставаться с ней.
Я пытаюсь показать Морису, что понимаю ситуацию. Но это нелегко. Я знаю, он должен играть наверняка. Однако меня интересует, не переигрывает ли он немного? Практически у меня нет возможности остаться с ним наедине. В последний раз, когда это случилось, он, явно необдуманно, завел такой разговор:
— Нея, ты ведь обещала мне…
— Что обещала?
— Ты отлично знаешь. Теперь я женат на Сюзанне. Ты должна понимать, что это значит.
— Верно, я понимаю, но ведь это ничего не меняет, не правда ли?
— О чем ты говоришь?
— Я только спрашиваю себя, Морис, меняет ли это что-нибудь? Я не изменилась и никогда не изменюсь. Ты знаешь, что ты мне сказал, Морис. Я теперь женщина. Но не бывает женщины только для нее самой. Она всегда чья-то женщина. Жена — для мужа.
Морис прекрасно меня понял, но поскучнел и выглядел так, как будто ему все смертельно надоело. Ничего, он должен зарубить себе на носу, что такое положение вещей не может быть вечным. Я тоже люблю Сюзанну. Мы оба не хотим причинить ей боль, в чем и согласны. Но мы не найдем выхода из нашей ситуации, если и впредь будем мешкать. Совсем наоборот. Мне подумалось: несмотря ни на что, он по-прежнему обращается со мной как с девчонкой. Наверное, я телепатически уловила его мысли:
— Ты все еще лишь дитя, Нея, — он кладет руки мне на плечи, глядя прямо в глаза. — Прежде всего, ты должна устроить свое будущее, подумать о себе.
— Но ты все еще любишь меня, не так ли?
Теперь моя очередь взглянуть ему прямо в лицо. Я не то чтобы всерьез обеспокоена, но время от времени мне нужно слышать от него это, иначе я не смогу жить дальше.
— Конечно, я люблю тебя, моя маленькая Нея!
Он придвигается ближе, обнимает правой рукой за плечи и прижимает к себе.
Его толстый твидовый жакет царапает мою щеку. Он намного выше меня: моя голова едва доходит ему до груди. Я опускаю глаза и смотрю на его длинные ноги, ступни. Внезапно я вспоминаю его голым, вдавливающим меня в кровать, и этот толстый свитер, царапающий меня, его руку, сжимающую меня чуть сильнее, чем следует, и заставляющую горбиться… Воспоминания и надежды, прошлое и настоящее — все сливается воедино, переходит в простое чувство узнавания: вот что такое мужчина! Что-то одновременно грубое и очень нежное, мужчина, чьей женщиной я являюсь… Я снова поднимаю глаза, наши взгляды встречаются. Выражение его глаз кажется мне весьма достойным.
— Ты правда любишь меня как раньше и будешь любить всегда?
— Не усложняй, Нея.
Он смеется, на мой взгляд, несколько неестественно, хотя, надеюсь, этот смех принесет мне облегчение.
— А как насчет тебя, ты по-прежнему любишь меня?
— Ты ведь знаешь, да.
— Если так, то не унывай. Я люблю малышку Нею веселой. Не забывай, менее чем через неделю мы все вместе будем отдыхать в загородном шале. И ты, и Сюзанна тоже — мы не должны забывать о ней сейчас, не так ли? Все вместе в шале на праздниках. Ты ведь по-прежнему ценишь такого рода праздники, когда все вновь собираются… Тебе не кажется, что в данный момент это — лучший ответ, который я могу дать тебе?
Конечно, лучший. Этот праздник, который мы собираемся провести вместе — первый шаг. Но, мне кажется, это и долгожданная возможность многое прояснить, ведь мы все будем очень близки. Сюзанна тоже любит меня, и кроме всего прочего, мы разделили с ней нечто, что вполне можно назвать сильным сладострастием… В любом случае, Сюзанна сохранит нас, Мориса и меня. Мы не собираемся оставлять ее, потому что мы любим друг друга. Морису лишь нужно сказать мне правду. Он первым почувствует себя лучше от этого, я уверена. Во-первых, не нужно, разумеется, посвящать в тайну наших родителей. Они, безусловно, не поймут. С другой стороны, между нами тремя все упростится. Не нужно будет больше тщательно скрываться. Морис явно станет намного счастливее, и кто знает, возможно, мы откроем Сюзанне глаза: она сразу же заметит разницу между чувством Мориса ко мне и жалкой пародией на любовь, которую они испытывают друг к другу. Но прежде всего, принимая это за настоящую любовь, она, в свою очередь, подготовит себя к тому, что уготовит ей судьба. Шепотом я повторяю: «Что уготовит ей судьба». Мне очень нравится это выражение. Возможно, я где-то вычитала его. С удовольствием отмечаю про себя, что это мысль настоящей женщины. Я женщина! Морис сказал это, не я. Не только сказал, но и доказал это: я женщина. Вот потому, что я женщина, Морис и выбрал меня. И сегодня, если я неприлично подпрыгиваю, словно маленькая девочка, лишь только подумаю о рождественских праздниках, то это потому, что уверена в исходе дела и раз и навсегда докажу мужчине, которого люблю, что он не ошибся, что я его женщина навсегда.