По словам Мони, если состав исполнительниц был особенно хорош, первые ряды партера заранее бронировали en masse
[181] члены мужских клубов, которые потом закидывали актрис предложениями поужинать после спектакля. Балерины были в числе любимых мишеней. Однажды, отмечает Мони, около полусотни членов жокей-клуба (один из нескольких клубов Парижа, членом которого был и Берти) «оккупировали первые семь рядов партера и заслоняли собой танцовщиц». По-видимому, молодые артистки балета нуждались в защите хищных самцов от других, еще более свирепых хищников.
Жокей-клуб был настолько влиятельным в мире парижского театра, что режиссеры оперы порой намеренно не ставили балетные сцены в первый акт – члены клуба были известны своими опозданиями на спектакли и не хотели пропустить феерическое зрелище девиц в коротких юбок. Поэтому в Париже Наполеона III считалось обязательным выводить полный состав танцовщиц только во втором акте.
Рассказывают, что одна опера провалилась, потому что режиссер бросил вызов жокей-клубу и поставил балетный номер в первый акт, чем спровоцировал бойкот со стороны сообщества плейбоев. Все это звучит несерьезно, но убежденность богатых парижских аристократов в том, что город принадлежит им и должен подстраиваться под их расписание, имела самые тяжелые последствия, когда в конце правления Наполеона III разразилась анархия.
Порой аристократы и вовсе позволяли себе вторгаться на сцену. Один из французских биографов Берти, Андре Моруа, описывает, как во время исполнения пьесы «Федора» – мелодрамы, написанной Викторьеном Сарду для Сары Бернар, – актриса позволяла своим поклонникам принимать участие в действии. «В конце акта [она] рыдала на смертном одре убитого жениха. Многие парижане с удовольствием играли эту молчаливую роль невидимки. Принц тоже дождался своей очереди». Кажется, все средства были хороши, лишь бы оживить чересчур серьезную пьесу.
Казалось, ничто не может помешать Берти провести вечер в любимом театре. Андре Моруа рассказывает, что «однажды в Париже он с друзьями уже собирался уходить в театр, когда пришло известие о смерти дальнего королевского родственника. Его друзья переглянулись, явно разочарованные тем, что вечер испорчен.
Один из них осмелился спросить: „Что будем делать?“
Принц задумался на мгновение и ответил: „Вставьте черные запонки, и идем в театр“».
II
Даже самая легкая опера или водевиль казались тяжеловесными в сравнении с развлечениями в других бастионах парижской ночной жизни – cafe-concerts
[182]. Они появились в середине 1850-х годов как площадки, на которых классические актрисы декламировали монологи из пьес Расина или Корнеля. Но классика быстро растворилась в смешанном литературном репертуаре, который один французский критик описал как «короткие комические зарисовки, водевильные сценки, импрессии, отрывки из оперетт, а также популярные песенки – наивные, провокационные, эротические или откровенно похабные».
Ныне знаменитым кабаре, таким как «Мулен Руж» и «Фоли Бержер», еще только предстояло добиться признания; это случилось позже, после того как художники и поэты Монмартра сделали свои тусовки в северной части Парижа более светскими
[183]. Но в наполеоновском Париже 1860-х café-concerts в «безопасных» районах вокруг Елисейских Полей, Оперы и Больших бульваров уже пользовались популярностью у полуночников в роскошных плащах, таких как Берти.
Среди них выделялись Café des Ambassadeurs («Кафе дез Амбассадор») и его брат-близнец Alcazar d’Eté («Альказар д’Эте»), модные ночные заведения, где молодых буржуа развлекали сомнительные певички и кокетливые танцовщицы. Эти два café-concerts расположились в одинаковых зданиях, напоминавших нечто среднее между охотничьим домиком и греческим храмом, в садах вдоль Елисейских Полей. Берти выделял «Амбассадор», удобно расположенный всего в двух шагах от его отеля. Картина Эдгара Дега «Кафешантан в „Амбассадор“» дает яркое представление об атмосфере, которой наслаждался здесь Берти. На фоне греческих колонн и зеленой листвы на сцене четыре женщины в ярких платьях с глубоким декольте. Одна из них, певица в алом, подалась вперед, соблазнительно подбоченившись и показывая на кого-то в зале – возможно, уже подобрав себе поклонника. Другая артистка, в нежно-голубом, сидит, поглядывая поверх веера, пытаясь установить зрительный контакт с тем, кто побогаче и не прочь продолжить знакомство. Дега показывает и публику крупным планом – мужчина с вислыми усами в шляпе-котелке, очевидно, пришел в сопровождении трех женщин, и по крайней мере две из них больше заинтересованы в нем, чем в шоу, явно напоминая ему, что он уже занят. Во всяком случае, на сегодняшний вечер.
В 1860-х годах Берти наверняка «познакомился поближе» со звездой Alcazar d'Eté, певицей Терезой. И если Берти «знакомился поближе» с парижской артисткой, то явно не для того, чтобы встретиться после шоу и обменяться рецептами boeuf bourguignon
[184]. Тереза, чье настоящее имя было Эмма Балладой, славилась своими песенками, в которых непристойности сочетались с откровенной чепухой. Известные в те времена как tyroliennes
[185], они были настолько популярными, что Терезу пригласили выступить перед самим Наполеоном III в приватной обстановке. Легко понять, почему императору ласкали слух такие строчки:
Бастьен говорит о браке, но брак требует размышления,
Один и тот же мужчина каждую ночь в постели —
Очень странное изобретение.
Хотя, если вспомнить вольную интерпретацию свадебной клятвы Наполеоном, императрице Евгении эта песенка показалась бы не такой уж забавной.
Восхождение Терезы к славе было довольно типичным. Простая деревенская девчонка из Нормандии, она приехала в Париж работать в магазине одежды, когда ей было всего двенадцать лет, и была уволена, поскольку слишком часто пропадала в барах и театрах, где пела куплеты и исполняла эпизодические роли в постановках. После удачного дебюта в café-concerts в 1863 году она нащупала свою «золотую жилу» – tyroliennes, – ив одночасье продюсеры вдруг стали биться за нее. Она даже опубликовала автобиографию – Mémoires de Thérèsa, Ecrits par Elle-même («Мемуары Терезы, написанные собственноручно»), – хотя, к нашему сожалению, она вышла в 1865 году, еще до первой вылазки Берти в café-concert. К тому времени как Берти познакомился с Терезой в конце 1860-х, она стала еще более успешной и зарабатывала 1500 франков в месяц, что раз в пятьсот превышало ее заработок в магазине.
В своей автобиографии, довольно складно написанной – по-видимому, Терезе кто-то помог с грамматикой и правописанием (не в пример современным знаменитостям, конечно), – она рассказывает совсем не оригинальную историю о том, как пробивалась к наверх. Тереза намекает на то, что другие певицы прибегали к аморальным уловкам, сокращая путь к славе и богатству, но заверяет своих уважаемых читателей, что сама предпочитала бороться честно. Она даже описывает сцену, в которой судебный пристав соглашается простить ей долги в обмен на песенку. Возможно, лишь современный цинизм заставляет нас воспринимать это как вопиющий эвфемизм.