Мирабо - читать онлайн книгу. Автор: Рене де Кастр cтр.№ 126

Они были последними обломками адского рода. Луизе де Кабри оставалось жить несколько лет; Мирабо-Бочка погибнет в следующем году на поединке выпивох во Фрибурге в Брейсгау, где он командовал полком эмигрантов. Бальи де Мирабо, единственный мудрый человек в семье, покинул Францию и отправился на Мальту, где мирно угас в 1794 году.

Эмили де Мариньян на какое-то время переживет этот мор. Выйдя замуж за итальянского аристократа, графа делла Рокка, и потом снова овдовев, наследница Мариньянов порой будет с нежностью вспоминать о великом человеке, которого она недооценивала. И когда она умрет в 1800 году, то завещает свое состояние маленькому Коко — внебрачному сыну своего мужа. По странному повороту судьбы деньги, которых некогда вожделел молодой честолюбец из Прованса, чуть было не вернулись к его кровинке. Погрешность в оформлении завещания помешала исполнить последнюю волю Эмили де Мариньян. Люка де Монтиньи не стал наследником состояния, но получил тяжелую наследственность и посвятил все силы тому, чтобы создать идеализированный образ незаурядного человека, даровавшего ему жизнь.

Правда, это «житие святого» малоубедительно, и суждения о Мирабо будут по-прежнему разниться на протяжении веков.

VII

Как выразить в нескольких строках столь противоречивый характер, тогда как этого не сделать и в целом томе, написанном беспристрастно?

И все же нельзя провести целые месяцы в близком общении с таким человеком, разбирая листки, покрытые его высокомерным почерком, добросовестно читая его речи и письма, не создав невысказанного мнения, которое, впрочем, не претендует на непреложность.

Исключительный характер в исключительной среде — вот отправная точка.

Друг людей был необычен тем, что стал интеллектуалом в роду солдат. Живя в век Просвещения, он неумеренно возгордился из-за склонности, за которую, возможно, краснели бы его предки-вояки. По редкому капризу судьбы, его сын оказался на него похож, и это обстоятельство показалось его исключительному отцу настолько необычайным, что он пришел в раздражение, обнаружив у своего отпрыска собственные недостатки; к этому раздражению вскоре примешалась ревность, почти естественным образом преобразившаяся в ненависть.

Блестящие дарования, сдерживаемые ленью и зажимаемые невежами, тревожная сексуальность, доведенная до отчаяния грубостью, раннее осознание того, что его систематически задвигают на задний план, — всё это вместе поставило юного Оноре Габриэля де Мирабо в невыносимые условия.

Пламенная натура, испытывающая подобное угнетение, может заявить о себе лишь яркими ошибками; в их чрезмерности и заключалось освобождение.

За глупостями, которые лишь усугубляло неверно подобранное противоядие, последовали варварские наказания, которые навсегда разрушили слабое здоровье, скрывавшееся под крепкой с виду оболочкой.

И все эти ужасы происходили в век, когда люди верили в доброту рода человеческого, в добродетели свободы и осуждали гнет.

Бунт стал самой естественной формой защиты; в случае Мирабо его умеряло сознание собственной цены и рассуждение, суть которого он выразил так: свободный или нет, я до последнего вздоха буду отстаивать права человеческого рода.

Тридцатидвухлетний мужчина, вышедший в 1780 году из башни Венсенского замка, вполне созрел для того, чтобы стать великим гражданином; величайшая ошибка того времени, возможно, заключалась в том, что никто этого не заметил, и аристократа по рождению, превосходящего своим умом большинство равных себе, принуждали жить, перебиваясь с пятого на десятое жалким заработком.

Непониманием и завистью из этого человека, удивительно чувствительного к вопросам происхождения, сумели сделать деклассированный элемент; убежденного монархиста превратить в популиста, который, однако, ненавидел фракции и олигархии, поскольку был из них изгнан.

Однако несколько недель, проведенных в Национальном собрании, убедили Мирабо в том, что, если деспотизм короля переносить трудно, деспотизм парламента не вынести вообще.

Хорошо разбираясь в проблемах управления, он понял, что единственным решением для Франции было бы равновесие властей; когда он в этом убедился, монархия получила в его лице преданного слугу.

Значит ли это, что тогда он был в состоянии не допустить революции? Этот пункт требует уточнения: Мирабо вовсе не хотел предотвратить потрясения, а лишь остановить их на стадии, казавшейся ему разумной.

Когда двор обратился к его услугам, намеченная цель уже давно была пройдена; требовалось вернуться назад, что было невозможно без полномочий и в условиях подозрительности.

Мирабо быстро почувствовал, что его политическое поведение, слишком сложное для среднего человеческого понимания, скомпрометировало его во всех областях.

Собрание сомневалось в нем, потому что считало его продавшимся; двор презирал, потому что знал, что он куплен. Из-за денежных проблем, весьма распространенных тогда в окружении короля и довольно жалких по сравнению с истинными интересами государства, никто не пожелал отдать должное превосходству, которое, может, и не было столь подавляющим, как казалось тем, кто его боялся.

Ибо Мирабо никогда не был членом правительства, а только крылом оппозиции. В его голове роились идеи. Это было кстати, когда требовалось ответить противникам или представить план возрождения, но могло превратиться в серьезное затруднение, если бы его принудили выбирать среди собственных богатств, чтобы исполнить намеченные в общих чертах программы ^[57].

Мирабо придавал незаурядности его ораторский дар, вероятно, самый яркий за всю историю человечества. Но временные успехи, обязанные собой блестящим речам, ничуть не изменили мнения современников об ораторе, когда он переставал говорить; подобно тунике Несса, к нему прилипла и нещадно жгла память о постыдной юности — следствии непонимания со стороны отца; именно в этом, вероятно, заключается истинная драма Мирабо, здесь корень неудач и крах многообещающей судьбы.

Ибо люди судят о нас не по нашим достоинствам, а по тому мнению, какое о нас составляют; вот почему высшие люди столь часто становятся жертвами уколов зависти.

Этот урок дан нам свыше, непосредственно от Бога.

Для не веривших в Христа евреев он навсегда остался сыном плотника из Назарета. Поскольку Он знал, что он Бог, это неверие не помешало Ему свершить свое предназначение; умереть ради человечества было чисто личной драмой, которая не зависела от непонимания окружающих.

Для простых смертных столь важные проблемы не могут разрешиться так просто.