Неизвестный Толстой. Тайная жизнь гения - читать онлайн книгу. Автор: Владимир Жданов cтр.№ 50

Толстой об этом рассказывает сам в «Исповеди»: «Я перестал сомневаться, а убедился вполне, что в том знании веры, к которому я присоединился, не все истинно. Прежде я бы сказал, что все вероучение – ложно; но теперь нельзя было этого сказать. Весь народ имел знание истины, это было несомненно, потому что иначе он бы не жил. Кроме того, это знание истины уже мне было доступно, я уже жил им и чувствовал всю его правду; но в этом же знании была и ложь. И в этом я не мог сомневаться. И все то, что прежде отталкивало меня, теперь живо предстало предо мною…»

«Но откуда взялась ложь и откуда взялась истина? И ложь, и истина заключаются в предании, в так называемом священном предании и писании. И ложь, и истина переданы тем, что называют церковью. И волей-неволей я приведен к изучению, исследованию этого писания и предания, – исследованию, которого я так боялся до сих пор. И я обратился к изучению того самого богословия, которое я когда-то с таким презрением откинул как ненужное» [191] .

Роман о декабристах так и не был написан. Другое поглощает теперь Толстого, и в новой творческой работе он одинок, как никогда. Для него это – будущая жизнь; для Софьи Андреевны – страшная болезнь.

«Едва ли в России найдется десяток людей, которые этим будут интересоваться, – с горечью жалуется Софья Андреевна сестре. – Но делать нечего; я одно желаю, чтоб уж он поскорее это кончил и чтоб прошло это, как болезнь.

Им владеть, или предписывать ему умственную работу, такую или другую, никто в мире не может, даже он сам в этом не властен».

В 1879 году написана «Исповедь». Здесь начертан новый путь.

XI

Прошло 18 лет семейной жизни. Это было для Толстого переходное время, самые ответственные годы, наиболее напряженные. В первые же дни после женитьбы началась коренная ломка, и работа протекала то в тиши, с чувством внутреннего удовлетворения, то бурно, в смятении, страстно. Временами активность уступала место пассивному отчаянию. На протяжении этих долгих лет душевное состояние Толстого менялось не раз. Многое откидывалось, иное коренным образом перестраивалось, возникали новые стремления, новые понятия.

В области духа происходила сложная работа. Она порождала различные настроения, и эти настроения переносились в семью. Но они задевали ее только внешне, и основной тон, взятый с первого года, оставался неизменным. Тот принцип, на котором семья была создана, ни разу не подвергся серьезному сомнению. И лишь в последние годы, когда возникал общий вопрос о жизни и ее конце, вопрос этот частично задевал и семью. Но стержень, на котором семья держалась, не колебался даже и тогда. Смысл семьи, ее назначение были бесспорны. В годы напряженных исканий и многих перемен, в одной этой области Толстой ничего нового не ищет, ничего не хочет изменять.

В чем же состоит бесспорная сущность брака, проявившаяся в жизненном опыте Толстых?

Она была очевидной при зарождении его. На фоне прежних увлечений самый процесс влюбления показал, какие формы примет и к каким результатам приведет эта любовь. Ее стихийность противоречила теоретическим пожеланиям Толстого, и, осуществляя мечту своей юности, он выполнил ее без всякой мысли в том идеале, который юность создала. В идеале жена представлялась ему не столько женщиной, сколько другом, помощником в работе. Но сердце его беспокойно забилось лишь тогда, когда его задела женщина. С этим непосредственным чувством он подошел к ней и отдал ей свою мужскую страсть.

Эмоциональные силы достигли высшего напряжения, они требовали разряда, и Толстой надеялся получить его здесь. В этом инстинктивном выборе он не ошибся. На протяжении 18 лет личная жизнь была заполненной, душевное удовлетворение подтверждало правильность взятого пути, и путь этот был творческим в самом себе, создавая кроме того исключительно благоприятные внешние и внутренние условия для творческой работы иного порядка.

Характер отношений между мужем и женой, т. е. формы этого брака были не случайны. Они явились результатом логического развития душевных склонностей Толстого, его жизненного опыта. Практика молодости, когда примитивное половое влечение приносило столько огорчений Толстому, привела к полному, решительному осуждению чувственных проявлений инстинкта и усилила склонность к такой семейной жизни, в какой физическая связь супругов должна играть служебную роль, должна явиться подготовительным периодом для настоящей брачной жизни. Смысл ее не в удовлетворении личных влечений, а в создании семьи, в детях.

На этом принципе была построена семейная жизнь Толстых. Все было сведено к этому естественному основанию. Никаких сложных разветвлений, взлетов или провалов, чего бы можно было ожидать от эмоциональной жизни художника, – ничего этого не было. Беспрерывное оплодотворение, рождение, воспитание – вот весь законченный круг.

Этот характер отношений определился с первых же дней. Выше было показано, какую положительную роль сыграла семья в духовной жизни Толстого. Но ее влияние было иррационально. Семья принимала непосредственное участие в коренной ломке его духовной жизни, хотя внешне оставалась от нее в стороне. По свидетельству Льва Николаевича, Софья Андреевна бессознательно преобразовывала его, сама того не подозревая. В первое время ей было тяжело ограничение их отношений семейными эмоциями, но она смирялась, понимая, что большего дать не может. Так ей казалось. В действительности она давала очень много.

Через год после замужества, в грустную минуту, она отметила в дневнике: «Я – удовлетворение, я – нянька, я – привычная мебель, я – женщина». «Мне хотелось бы всего его охватить, понять, чтоб он был со мною так, как был с Alexandrine, а я знаю, что этого нельзя, и не оскорбляюсь, а мирюсь с тем, что я для этого и молода, и глупа, и не довольно поэтична. А чтоб быть такой, как Alexandrine, исключая врожденных данных, надо быть и старше, и бездетной, и даже незамужней».

Спустя три года Софья Андреевна пишет: «Мои все ресурсы, орудия, чтоб стать с ними наравне – это дети, энергия, молодость и здоровая хорошая жена».

Софья Андреевна была совершенно права. Именно таким путем, откинув все постороннее, отвлекающее, сделавшись только женою и матерью, она ответила запросам мужа, и здесь ее огромное значение. В первое время семья вдохновляла Толстого к творчеству, в последующие годы спасла его от отчаяния. И эту роль сыграла не столько жена, сколько мать. Семья тем была дорога Толстому, что он находил в ней жену-мать и детей, а не только жену-любовницу.

Чувственные проявления личной близости супругов должны быть допущены только как средство и никогда, как цель. Это было одно из самых твердых, незыблемых убеждений Льва Николаевича. Когда Софья Андреевна, физически измученная родами, пыталась протестовать, мы видели, какой гнев это вызывало. Нет никаких причин для отступлений, никаких смягчающих обстоятельств. И Толстой не только сам проводил все это в жизнь, но с тревогой следил за близкими. По поводу предполагавшейся свадьбы его свояченицы и А. М. Кузминского, он говорил жене: «Больше всего я в них боюсь чувственности и не люблю, а я подметил ее. Ну, да не нам судить». А через несколько лет, когда у Кузминских затянулся промежуток времени между последним ребенком и следующим, Лев Николаевич писал Татьяне Андреевне: «Я очень рад, что ты беременна. Это по-божески. А то мне что-то было неприятно».