Дашкова - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Игоревна Елисеева cтр.№ 54

Итак, в Петербурге и позднее в Москве, из разговоров с Дашковой дипломат получал болезненные для Екатерины II сведения. Это не могло расцениваться государыней как дружественный шаг. Гольц зафиксировал странное «легкомыслие» вельмож, стремление не гасить, а раздувать слухи о смерти Петра III: «Удивительно, что очень многие лица теперешнего двора, вместо того, чтобы устранять всякое подозрение, напротив того, забавляются тем, что делают двусмысленные намеки на род смерти государя. Никогда в этой стране не говорили так свободно, как теперь». Среди тех, кто «забавлялся», была и Екатерина Романовна. Она передавала, вероятно, со слов Панина, что в день ареста император «ел с аппетитом и, как всегда, пил много своего любимого бургундского вина» ^{383}. Это была неправда, Петр III не мог есть, но действительно выпил один стакан, после чего его скрутила жестокая колика на нервной почве.

Екатерина II, без сомнения, не испытывала благодарности к подруге за «легкомысленную» болтовню в дипломатическом кругу. Нарастало напряжение и по внешнеполитическим вопросам. Сразу после восшествия императрицы на престол при дворе началась борьба за повторное вступление России в войну против Пруссии. За такое развитие событий ратовали бывшие союзники – Австрия и Франция. Короткое время партия Панина, позднее вставшая на позиции альянса с Пруссией, придерживалась австрийской ориентации ^[24]. А вот Екатерина II, напротив, поставила целью не допустить нового столкновения с Берлином и рассматривала Фридриха II как потенциального партнера в решении польских дел.

Из донесений дипломатов видно, что Дашкова вместе с Паниным очутилась не на стороне императрицы. 23 июля Гольц сообщил домой тревожные новости: «Княгиня Дашкова часто ведет оживленные беседы с венским послом». Дашкову считали ближайшим доверенным лицом Екатерины, и, конечно, ее разговоры с графом Мерси не воспринимались как частная болтовня.

Сам Мерси д’Аржанто обнаруживал близость взглядов с представителями вельможной группировки: «Кажется еще сомнительным, не сделала ли новая императрица большой ошибки в том, что возложила корону на себя, а не провозгласила своего сына, великого князя, самодержцем, а себя регентшею империи во время его несовершеннолетия» ^{384}. Так говорили и Панин, и Дашкова.

Временной близостью позиций объяснялась и симпатия к княгине французских дипломатов, и отзыв Бекингемшира, иногда ставящий исследователей в тупик: «для Англии нет особой причины сожалеть об» удалении Дашковой, «поскольку она поддерживала в сильной степени интересы Франции» ^{385}.

Несмотря на то что в течение всей жизни княгиня предпочитала Британию, был краткий момент в ее политической биографии, когда вместе с партией Панина она выступала на стороне Вены и Парижа.

«Поддерживала в сильной степени» – значит, доводила до государыни мнение своей группировки. И делала это с обычной для княгини настойчивостью. Чтобы не сказать назойливостью, к которой подталкивал племянницу Панин, сам предпочитавший действовать осторожно. Позднее она рассказывала Дидро: «Я часто оскорбляла своих друзей ревностью, с которой старалась помочь им, и некоторые предприятия не удались только потому, что я слишком горячо принималась за них. Холодные и мелкие душонки обижались моим энтузиазмом» ^{386}. То, что для Дашковой было энтузиазмом, для императрицы выглядело как вмешательство в государственные дела.

Настораживающими выглядели и контакты молодой мятежницы. Из всех «теней прошлых царствований» Екатерина Романовна выбрала фельдмаршала Б.Х. Миниха, до последнего сохранявшего верность покойному государю, и теперь много времени проводила в общении с ним. «Миних был почтенный старец… Его просвещенный ум, твердость его характера и утонченно вежливое обращение, свойственное старинным вельможам (резко отличавшимся от некоторых наших заговорщиков), делали из него очень приятного и интересного собеседника» ^{387}

Чтобы вписаться в окружение Екатерины II, Миних составил для императрицы несколько проектов реформ в области государственного права и надеялся занять солидное место в новых учреждениях ^{388}. Вскоре он сблизился с Паниным, также высказывавшим идеи преобразований. Поэтому общение старого царедворца с восходящей политической звездой должно рассматриваться в русле приобретения союзников.

Невинные беседы Дашковой «о человеческом сердце», которое до сих пор «представлялось мне в розовом цвете», разворачивали на фоне тревожных событий. 10 августа Гольц писал Фридриху II: «Волнения… далеко не успокоены, а напротив, постоянно усиливаются… Мятежники говорят, что императрица, захватив власть без всякого права, извела мужа… Недовольные (в сущности, гораздо более многочисленные, чем остальные) решительно не имеют вождя. Иначе буря неминуемо разразилась бы резнею полков между собой… Опасаются, особенно за фельдмаршала [Миниха], что солдаты, среди которых он пользуется большим уважением, могут явиться к нему однажды ночью с предложением встать во главе их» ^{389}.

Миниха спешно отправили инспектировать строящийся порт и укрепления в Рогервике. А его приятельские отношения с Дашковой стали для императрицы лишним поводом задуматься.

Не легче складывались и личные контакты в узком дворцовом мирке. Помимо сильных врагов – Орловых, существовало множество мелкой придворной рыбешки, которая, сбиваясь в стаи, могла нападать даже на крупную дичь. Екатерина Романовна остро помнила нанесенные обиды. Недаром ее брат Семен, в 1813 г. убеждая Марту Брэдфорд (Уилмот) не публиковать мемуары княгини, писал, что в тексте «сквозит питающееся ни для кого не интересными дворскими сплетнями чувство ненависти к людям, сошедшим в могилу за четверть века до смерти автора. Что подумать о такой вовсе не христианской ненависти, которой не может примирить и самая сметь? Живые также не избегли несправедливых нападок» ^{390}.