«Потемкин, оставшись сиротою с детства, был так беден, что не имел иных средств к жизни, кроме благодеяний своего дяди, отставного полковника Березина, который принял его к себе и доставлял ему все необходимое. Полковник, оставивший службу за ранами, был сам небогат, потому что правительство еще при Петре Великом отобрало у него огромное количество земли, обещая постоянно владельцу заменить ее другою, но не выполнило этого обещания. Впоследствии, когда старый дядя узнал о блестящей карьере своего племянника, то извнутри Московии отправился в Петербург, в надежде добиться, наконец, какого-нибудь правосудия; но бывший его питомец принял очень дурно старика и… приказал не допускать более к себе этого просителя… В течение нескольких месяцев, ежедневно, почтенный старик томился, как бесприютный, в передних покоях своего неблагодарного и бездушного любимца». Наконец приятель Потемкина Л. А. Нарышкин попытался замолвить за него слово, но услышал в ответ: «Пусть убирается! Он давно уж мне надоедает». Так старый покровитель «побрел обратно в свою глушь»
[90].
Полковник Березин — лицо вымышленное. У Потемкина никогда не было дяди с подобной фамилией. Сам Тьебо Россию не посещал, но близко сошелся в Берлине с русским послом князем В. С. Долгоруким, старым недругом Потемкина. Светлейший князь считал, что Долгорукий плохо исполняет свои функции дипломата или, того хуже, подкуплен прусским королем, поскольку не мешает антирусским интригам Берлина в Польше. Не имея возможности всерьез навредить Потемкину, посол распространял порочащие его слухи. Отражением этих сплетен и стали «Записки» Тьебо.
Любопытные сведения о начальном образовании Григория Александровича содержатся у Энгельгардта. «За недостатком учебных заведений отец записал его в Смоленскую семинарию; но, заметя в нем пылкий ум, отправил в гимназию Московского университета»
[91]. К этому известию следовало бы отнестись внимательно. Возможно, прежде чем отвезти Грица в Первопрестольную, родители действительно пытались пристроить сына поближе к дому. Не отсюда ли берет начало пристрастие молодого Потемкина ко всему церковному и рвение в духовных науках, отмеченное всеми мемуаристами? Если мальчик действительно какое-то время провел в семинарии, то это и есть корень рассказов о желании отца отдать его в монахи.
Нелегко определиться и со временем отъезда Грица из родного дома в Москву. Карабанов пишет, что мальчика отвезли к «Козловскому» очень рано. «Молодой Потемкин, нареченный именем сего дяди, был его крестником и по просьбе матери взят на воспитание на пятом году от рождения. Возрастая вместе с ровесником своим, в том же году рожденным сыном Козловского, Сергеем Григорьевичем, обще учились немецкому языку в известной тогда школе у профессора, наконец поступили в новоучрежденный Московский университет»
[92]. А вот Энгельгардт говорит совсем другое: «До двенадцати лет он (Потемкин. — О. Е.) воспитывался у своих родителей»
[93].
Разобраться в ситуации помогает «Реэстр к докладу» Герольдмейстерской конторы, составленный во время второго смотра недоросля Потемкина в 1754 году в Москве. На нем Гриц показал, что первый смотр прошел в Смоленске в 1750 году в возрасте одиннадцати лет. Трудно представить, что мальчика специально повезли на первый смотр к месту жительства родителей. А второй почему-то разрешили пройти в Первопрестольной. Скорее всего, когда Потемкин жил под Смоленском, он был отвезен в Смоленскую губернскую канцелярию. А когда поселился в Москве — прямо в Герольдмейстерскую контору. Таким образом, Гриц покинул Чижово между 1750 и 1754 годами. Ближе к правде оказывается Энгельгардт, и срок отъезда из дома отодвигается с пяти до двенадцати лет. Осень 1751 года могла стать временем прощания нашего героя с деревенским детством.
«Реэстр…» же позволяет уточнить дату смерти отца Потемкина. На втором смотре недоросль сообщил: «…Отец ево Александр Васильев сын Потемкин… в прошлом году померли»
[94]. Дата составления «Реэстра…» — 1754 год, следовательно, скончался Александр Васильевич в 1753 году, когда Грицу было уже четырнадцать лет. А не в 1746-м, как до сих пор принято считать.
Откуда взялась последняя дата? Ее история весьма показательна. Карабанов ничего на счет 1746 года не говорил. А вот у Семевского в жизнеописании Потемкина она уже выскочила как чертик из табакерки, без ссылки на источник
[95]. За ним ее повторил и как бы освятил своим авторитетом Брикнер
[96]. С тех пор датировка утвердилась в научной литературе, и на ее основании даже делались выводы о достоверности того или иного случая в мемуарах. Например, пострадал эпизод с медвежьей шкурой. Малозначительный, но характерный для описания нрава юного Потемкина.
Глинка рассказывает о том, что Александр Васильевич любил поохотиться в полях. Грица тогда на охоту еще не брали. «Однажды вместе с отцом пустился полевать родной его дядя, рослый и дюжий. Смеркалось, выплывал месяц. Потемкин нарядился в медвежью шкуру, висевшую между утварью домашней; притаился в кустарнике; охотники возвращались, и когда дядя поравнялся с кустами, медведь-племянник вдруг выскочил, встал на дыбы и заревел. Лошадь сбросила седока и опрометью убежала. Дядя, растянувшись на траве, охал от крепкого ушиба, а племянник, сбросив шкуру, сказался человеческим хохотом. Стали журить. Проказник отвечал:
— Волка бояться, так и в лес не ходить»
[97].
Конечно, пятилетний мальчик не мог нарядиться в медвежью шкуру (она бы просто погребла его под собой), тем более рычать и напугать лошадь. А вот для двенадцатилетнего подростка такое развлечение вполне по силам. Родного дяди у Грица не было, а имелся двоюродный, тот самый Сергей Дмитриевич, живший по соседству и называвший племянника незаконнорожденным. Если правдивы известия о попытке Александра Потемкина расторгнуть брак, то подросток достойно наказал алчного родственника за клевету на Дарью Васильевну.
В Москве
Двенадцати лет от роду Гриц покинул Смоленщину. Его путь лежал в Первопрестольную, самый крупный и оживленный город России. По сравнению с чиновным, молодым и еще не слишком разросшимся Петербургом, окраины которого заканчивались у Аничкова моста, Москва представляла собой целый мир — огромный и разнообразный. Она должна была поразить воображения подростка, выбравшегося из деревенской глуши. За один день на ее улицах он мог увидеть столько народу, сколько до этого не встретил за всю жизнь.