Вскоре Дзержинский возглавил голодовку против подобных условий содержания заключенных. Эту голодовку даже упомянул в «Архипелаге ГУЛАГ» А. Солженицын. Характерно, что упомянул он ее в своеобразной манере, умолчав о ее ключевых моментах, сведя ее к незначительному действу. Между тем голодовка продолжалась несколько дней, затем перешла в «сухую» голодовку, когда на протяжении еще четырех дней голодающие не пили воду. Администрация среагировала только после того, как несколько заключенных умерло в результате голодовки. Дзержинский также чуть не умер, участвуя в «сухой» голодовке и находившись на грани смерти
[509]. Результатом стали послабления, не столь значимые для свободного человека, но важные для заключенного: сменили тюфяки, улучшили белье. Главное — добились признания своих прав.
В конце марта 1916 г. Дзержинский переведен в Московскую губернскую тюрьму в связи с возбуждением против него нового судебного дела. 4 (17) мая 1916 г. его приговорили к 6 годам каторжных работ. После суда Дзержинский находился в Таганской тюрьме, затем его перевели в Бутырку. Его поместили в одиночную камеру внутренней тюрьмы, прозванной «Сахалином». Особенностью этой части тюрьмы было отсутствие имен и фамилий у заключенных, которые носили номера. Дзержинский был № 217. В заключении он носил ножные кандалы.
«На одном из очередных свиданий мама заметила, что Феликс прихрамывает. На вопрос, что с ним, он сказал, что под кандальным кольцом образовалась рана, которая его очень беспокоит.
Мама стала ходатайствовать, чтобы у него сняли кандалы до заживления раны. Но всюду получала отказ. Тогда она добилась приема у градоначальника. Дом его находился на Тверском бульваре — белый с колоннами. Попав в кабинет градоначальника, она стала горько плакать и умолять его помочь, чтобы хотя бы временно, пока заживет рана, сняли кандалы. Тот даже растерялся от обилия слез и стал успокаивать:
— Что вы, что вы, мадам, не надо такой красивой женщине так расстраиваться, да еще из-за кого, из-за каторжника!
— Но поймите, он брат мой, — сквозь слезы ответила мама, — и я люблю его, сейчас он так страдает от раны.
Градоначальник обещал сделать все, что возможно. Но конечно, своего обещания не выполнил. Не помогла даже врачебная справка, когда заболевшего плевритом Феликса в августе поместили в тюремную больницу. С него сняли кандалы только в декабре, и то на время работы на ножной швейной машине в тюремной мастерской, обслуживающей армию», — вспоминала его родная племянница Ядвига
[510].
От Февраля к Октябрю
1(14) марта 1917 г. в результате победы Февральской революции Дзержинский был освобожден из Бутырской тюрьмы. Описание этого события сохранилось в воспоминаниях Л. М. Френкель: «1 марта 1917 года, в день победы Февральской революции в Москве, меня вместе с другими представителями профсоюза швейников включили в один из летучих отрядов, сформированных Московским военно-революционным комитетом, для освобождения политзаключенных из тюрем. Нашему отряду предстояло освобождение революционеров из Бутырской тюрьмы.
Когда наш отряд на грузовике прибыл к Бутырской тюрьме, там уже собралась большая толпа народа… Мы вихрем ворвались в тюремные коридоры. Из камер повсюду неслись революционные песни. Растерянные надзиратели послушно открывали камеры. Но наше нетерпение было настолько сильным, что часть дверей мы взламывали принесенными ломами и кувалдами. У некоторых заключенных зубилами снимали оковы.
На пороге одной из камер мы встретили Дзержинского. На Феликса Эдмундовича больно было смотреть: бледный, изможденный, в каторжной одежде и немного прихрамывал — последствие ножных кандалов. Я сразу же прикрепила ему на грудь свой красный бант. Рабочие на руках отнесли сияющего от счастья революционера из тюрьмы и усадили в машину…»
[511].
В первый же день освобожденный Дзержинский выступил с приветственной речью на заседании Московского совета. В ней он поздравил революционных солдат и рабочих, свергнувших царское самодержавие, приветствовал русскую революцию
[512]. Также в этот день он выступил на митинге рабочих и солдат на площади Скобелева и на других митингах.
«В этот день он много раз выступал перед рабочими Москвы и только к ночи, еще в арестантской одежде
[513], добрался ко мне домой. Я тогда жила с дочерью в Кривом переулке
[514]. Феликс поселился у нас. К нам постоянно приходили его друзья. Из Польского комитета я принесла пальто и костюмы для брата и его товарищей. Комната наша была очень сырой и темной. Поэтому Феликс переехал со мной и моей дочерью Ядвигой в другую комнату, в Успенский переулок, дом 5», — вспоминала позднее его родная сестра Ядвига
[515]. Именно так появилась знаменитая гимнастерка, известная по многочисленным фотографиям Феликса Эдмундовича Дзержинского.
Однако активная деятельность Дзержинского была непродолжительной: сказывалось здоровье, подорванное длительным тюремным заключением. 18 марта 1917 г. (очевидно, по европейскому стилю) в письме жене Феликс сообщал: «Теперь уже несколько дней я отдыхаю почти в деревне, за городом, в Сокольниках, так как впечатления и горячка первых дней свободы и революции были слишком сильны, и мои нервы, ослабленные столькими годами тюремной тишины, не выдержали возложенной на них нагрузки. Я немного захворал, но сейчас, после нескольких дней отдыха в постели, лихорадка совершенно прошла, и я чувствую себя вполне хорошо. Врач также не нашел ничего опасного, и, вероятно, не позже чем через неделю я вернусь опять к жизни. А сейчас я использую время, чтобы заполнить пробелы в моей осведомленности и упорядочить мои мысли… Я уже с головой ушел в свою стихию»
[516].