20 октября (2 ноября) 1901 г. было подписано постановление о высылке Ф. Э. Дзержинского на пять лет в Восточную Сибирь. Буквально через несколько дней Дзержинский получил новое письмо от Николаевой. Он, как и обещал, ответил более подробно о себе, но также отстраненно, письмом из Седлецкой тюрьмы от 10 ноября 1910 г.:
«…Я за это время, которое прошло после последней нашей встречи, решительно изменился и теперь не нахожу в себе того, что некогда было во мне, и осталось только воспоминание, которое мучит меня. Я за это время изменился, и случилось со мной то, что почти со всяким часто случается, но о чем писать при моих условиях несколько неудобно. Прошло с тех пор уже почти 3 года, полгода жил полной грудью, и лично о себе мне приходилось мало думать; когда же попал в тюрьму, и более года был абсолютно оторван от внешнего мира, от друзей и знакомых, а потом сразу попал в довольно свободные условия заключения, связи мои с товарищами и внешним миром возобновились, и я получил свидание — тогда я стал жить и живу теперь и личной жизнью, которая никогда хотя не будет полна и удовлетворенная, но все-таки необходима. Мне кажется, Вы поймете меня, и нам, право, лучше вовсе не стоит переписываться, это будет только раздражать Вас и меня. Я теперь на днях тем более еду в Сибирь на 5 лет — и значит, нам не придется встретиться в жизни никогда. Я — бродяга, а с бродягой подружиться — беду нажить.
…Прошу Вас, не пишите вовсе ко мне; это было бы слишком неприятно и для Вас, и для меня, и я потому прошу об этом, что Вы пишете, что Ваше отношение ко мне нисколько не изменилось, а нужно, чтобы оно изменилось, и только тогда мы могли бы быть друзьями. Теперь же это невозможно.
А затем будьте здоровы, махните рукой на старое и припомните те мои слова о том, что жить можно только настоящим, а прошлое это дым.
Еще раз будьте здоровы и прощайте.
Ф. Дзержинский»
[341].
Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому предстояла новая ссылка.
5 января 1902 г. Дзержинский был отправлен из Седлецкой тюрьмы к месту отбытия наказания, в далекий Вилюйск. Этап был протяженный и перемещение, как обычно, длительное, с порою продолжительными отсидками в различных пересыльных тюрьмах: всего путь занял больше 2 месяцев.
Маршрут первоначально пролегал через Варшаву и знаменитую московскую пересыльную тюрьму Бутырки, где ему удалось увидеть посетивших его родных братьев Владислава и Игнатия
[342]. Здесь он участвовал в манифестации политических заключенных в знак солидарности с отправляемой в Сибирь очередной партией ссыльных. За участие в этой манифестации Феликс Дзержинский был лишен свиданий и переписки с родными сроком на один месяц
[343]. Поэтому встреча с братьями оказалась единственной.
Затем последовал путь до Самары, а после нее утомительные десять суток без остановок и отдыха до Красноярска и Иркутска
[344]. В начале марта он уже был в селе Александровское, что располагалось в 76 километрах северо-западнее Иркутска. Здесь находилась знаменитая Александровская центральная пересыльная тюрьма — Александровский централ
[345]. Этой тюрьме уже тогда была посвящена знаменитая песня «Далеко в стране Иркутской», написанная в конце XIX в.:
Далеко в стране Иркутской
Между скал и крутых гор,
Обнесен стеной высокой
Чисто выметенный двор.
На переднем на фасаде
Большая вывеска висит,
А на ней орел двуглавый
Позолоченный блестит.
По дороге тройка мчалась,
Ехал барин молодой,
Поравнявшись с подметалой,
Крикнул кучеру: «Постой».
«Ты скажи-ка, подметала,
Что за дом такой стоит?
Кто хозяин тому дому?
Как фамилия гласит?»
«Это парень, дом казенный,
Александровский централ.
А хозяин сему дому
Сам Романов Николай.
Здесь народ тиранят, мучат
И покою не дают.
В карцер темный замыкают
На кобылину кладут
[346].
Впоследствии текст этой песни будет неоднократно меняться, сотнями вариантов пересказывая судьбы заключенных ХХ века, но именно этот вариант классический
[347].
Длительные переезды, особенно от Самары, расшатали здоровье Феликса Дзержинского: у него вновь появилась одышка. «К счастью, — как писал он в письме сестре Алдоне, — наступили теперь теплые, солнечные, весенние дни, и воздух здесь горный и сухой — здоровый для слабых легких»
[348].
Положение перемещаемых по этапу лиц в Александровском централе, в отличие от отбывающих здесь наказание уголовников, было традиционно вольным. Они не работали в тюремных мастерских, свободно перемещались по тюрьме, выходили с конвойным для покупок в сельский магазин, чинили одежду, ходили сразу по приходу в тюрьму в баню, занимались различными своими делами перед отправкой по этапу. Эта была практика, как отчасти введенная прежним начальником тюрьмы Александром Петровичем Сипягиным и продолженная его приемником поляком И. И. Лятоскевичем
[349], так и общая практика сибирских пересыльных тюрем. Административные ссыльные не приравнивались в тюрьмах к заключенным подследственным или к ссыльнопоселенцам, считаясь «полусвободными». Однако своей степенью «либерализма» Александровский централ действительно выделялся на фоне других тюрем. В конце XIX века в Александровском централе даже существовал театр из актеров-заключенных, не говоря уже о хорошей библиотеке и других благах. На известного исследователя тюрем рубежа XIX–XX веков Д. А. Дриля эта тюрьма произвела самое отрадное впечатление. «Начальство тюрьмы, — писал он, — стремится воздействовать на арестантов не с точки зрения наказания, а с точки зрения поощрения»
[350].