Пошёл я с санитаркой и её мужем в гости на очередной бешбармак (блюдо из баранины, теста и бульона). Холодильников тут не было, и поэтому кто резал барана, тот приглашал гостей, чтобы сразу съели большую его часть.
Сидим. Естественно в полутьме и с керосиновой лампой. Вообще, надо сказать, довольно уютно. Меня с хозяевами около аксакалов посадили – то есть на самое почётное место. Напротив тоже какие-то симпатичные люди улыбаются. Хозяйка-санитарка иногда переводит мне, о чём разговор идёт. А перед нами столик. Низенький такой и круглый. С непривычки не знаешь, как пристроиться. Все спокойно разговаривают, стакашек за стакашеком вливают в себя и в меня этот опилочный бальзам, кушают… Я тоже кушаю и, дабы поддержать общение, усиленно улыбаюсь.
И вдруг из-за этой мирной арены выскакивает здоровенный такой парняга и, брызгая слюной и выкатив глаза, кричит "Урус! Урус!" (Русский! Русский!). И бросается на меня с ножом.
Я привстаю ему навстречу, улыбаюсь ещё шире, руки для объятий распахиваю… Но побрататься не успеваю.
– Шарах-бабах! – и я в темноте, а санитарка шепчет на ухо: "Молчи! Молчи и не шевелись!".
И шум вокруг стоит жуткий!
Оказывается, аксакалы дёрнули меня за ноги и за руки и запихали под какой-то ковёр. Был бы трезвый, так, наверное, испугался бы до смерти. А так лежу себе под ковром и доверчиво причмокиваю. Пригрелся даже и закемарил слегка.
Наконец вытаскивают. Аксакалы лопочут, руками размахивают, санитарка бледная переводит:
– Уезжай! Прямо сейчас! Посёлок маленький, а он поклялся Аллахом, что найдёт тебя и зарежет. Слышишь, – по посёлку бегает и орёт?
– За что? – спрашиваю наивно. – Я же его первый раз вижу!
– Не знаем! – отвечают аксакалы. – они сейчас все какие-то бешеные из армии возвращаются. Вроде в хороших местах служат. В Подмосковье. За границей… Он потом всё равно в город уедет, но сейчас тебе надо уезжать.
Ну, надо, так надо. Тем более что и командировка почти что закончилась.
Попрощались мы, расцеловался я с хозяевами, принесли мои вещи и тихонько – задами, задами вывели за посёлок.
Там уже стояла лошадь с телегой.
Укутали меня с ног до головы, возница: "Но-о!", и через пять минут отгона как не было.
Еду я и думаю:
– Что это такое? Может быть его там, в армии, лупили за то, что он азиат, и он решил, что наконец-то представился удобный случай отомстить. А может быть насмотрелся на цивилизацию, природу зелёную, торжество разума, а тут беспросветно нищая во всех отношениях Родина, где вырос и думал, что лучше места нет. Вот и нашёл виновника. А что, убил – и всё! Проблемы решены, сады наконец-то в пустыне зацветут, дома со всеми удобствами появятся, в магазинах все товары и продукты мира, асфальтовые магистрали во все стороны, телефаксы, отдыхи на лучших курортах Океании…
Проснулся я уже в Бала-То паре.
У больницы.
А где же мне ещё останавливаться? В ближайшую пятисотлетку при этой власти ни гостиниц, ни столовых тут строить не предполагалось. Поэтому встретила и пристроила меня в больнице дежурная медсестра – хорошенькая девочка лет семнадцати.
Мне бы выспаться да протрезветь окончательно, а тут такое чудо в пустыне. Голубоглазое!
В общем, всю оставшуюся часть ночи я приударял.
И полный облом!
То ли разило от меня как от помойки, то ли…
Ну не получилась любовь, не получилась!
Но шум, конечно, был.
И утром местный ухажёр меня в щипцы и взял.
Но, скажу я вам, девчушка тут не причём.
Кто-то из больных настучал…
И закрутилось дальше колесо моих удовольствий. Сначала парень опохмелил меня дефицитнейшим там пивом, а потом аккуратно, как бы невзначай, стал выведывать детали реакции девчушки на мои ухаживания.
Ну, тут уж я кое-что сообразил тоже. Хоть и был "под мухой", старался вовсю, чтобы он услышал то, что надо и даже больше. Такую недотрогу и верную невесту описал, что чуть было сам ему не позавидовал.
Парень одурел от счастья, тут же записал меня в друзья и потащил на день рожденья своего деда. Тот именно в этот счастливый день и родился.
А я совершенно не обратил внимания на то, что и девчушка и парень и почти всё население этого Бала-Топара немцы.
Ну, немцы – и немцы!
Люди, как люди!
Разные!
Сел я с внучком прямо напротив именинника.
Сидим, водочку эту опилочную попиваем, тосты выслушиваем. Я посматриваю в работающий рядом с именинником телевизор. Там идёт военная картина с воздушными боями и, хотя звук и приглушён, но кое-что слышно. Дед тоже посматривает временами.
И вдруг он меня как будто бы только что увидел.
А вернее мой фигурный нос.
И то ли от этого, то ли от исторического рёва моторов, но этот восьмидесятипятилетний тевтонец вдруг вскочил и начал горячо и страстно кричать про достоинства лётной техники третьего Рейха и недостатки советской. То на русском, то на немецком языке…
– "Фокке-Вульф" – зер гуд! – кричал он. – «Мессершмит» – во! Я летал! Я знаю! А «Як» и «Ил» – консервный банка! Панка!..
И всё остальное по-немецки, обращаясь ко мне, и тыча пальцем.
И только я хотел встать и сказать, что и то и другое друг друга стоит, как дедуля ещё раз ткнул в меня пальцем и, истерически завизжав что-то вроде "Юде! Жид!", сдёрнул со стены охотничью двустволку.
– Бабах! Бабах! – грянуло над праздничным столом и на именинника навалились, а меня в один миг, как куль, сволокли в газик директора совхоза, на котором внучок шоферил.
Он и спрятал меня у себя дома. На шикарной русской печке, блистающей немецкой чистотой и аккуратностью кафельной отделки.
Культура – есть культура!
Умеют немцы окружающую среду облагородить!
Мда-а…
Как дед промазал – не знаю! Может быть всё-таки специально? Внучок потом рассказывал, что по меткости ему не было равных в посёлке. В глаз ондатре попадал!..
– Бабах! Бабах! – начало грохотать через некоторое время то в одном конце посёлка, то в другом.
Это тот же престарелый, но могучий как дуб тевтонец, так же, как парень из отгона, разбросал всех своих родичей и знакомых и, бегая по посёлку, пулял в воздух, уничтожая в моём лице всех евреев на все века вперёд…
А утром, ещё более счастливый, чем вчера, внучок тайно подвёз меня к бухгалтерии совхоза, где я тут же получил расчёт и отметку в командировочном листе.
Какая может быть бюрократия и проблемы, когда кругом все свои? Поэтому уже через каких-то три часа я очень довольный летел в Алма-Ату на премилой отечественной банке "кукурузника"…