Александр Македонский. Царь четырех сторон света - читать онлайн книгу. Автор: Питер Грин cтр.№ 34

Страница

Укреплениями на реке Александр занялся сам. По пути он был ранен случайной стрелой в ногу. За три дня он вновь взял пять из семи фортов, а затем наступила очередь и главного укрепления, Кирополя. После этого, раздраженный проявлениями враждебности заречных кочевников, Александр совершил блестящий с тактической точки зрения рейд на их территорию. Во время этой вылазки Александр неосторожно выпил грязной воды и вернулся обратно за Сырдарью, страдая гастроэнтеритом.

Вслед за этим начались новые, более крупные неприятности. Дождавшись прихода Фарнуха с его небольшим войском, Спитамен отступил от Мараканды и, ловко маневрируя, заманил противника на дикие земли за Зеравшаном, населенные массагетами. Здесь македоняне попали в засаду, были окружены и почти все перебиты. Спаслись только 300 пехотинцев и 40 всадников. Спитамен же вернулся и возобновил осаду Мараканды. Услышав этот грустный рассказ от оставшихся в живых воинов, Александр под страхом смерти запретил им кому-либо об этом рассказывать. Стало ясно, что Спитамен – самый опасный противник Александра со времен наемника Мемнона.

Македоняне перешли Сырдарью, Голодную степь и через Зеравшанскую долину за четыре дня дошли до Мараканды, пройдя около 160 миль. При их появлении Спитамен быстро снял осаду и отступил в пустыню. Сначала Александр хотел было его преследовать, но потом оставил эту бесполезную затею. Он перешел назад через Амударью и отвел войско на зимние квартиры (329—328 гг. до н. э.) в Зариаспе. Той же зимой прибыли с морского побережья долгожданные пополнения, в основном наемники, и с ними такие командиры, как Асандер, брат Пармениона, и Неарх, друг детства Александра. Неарх стал одним из гвардейских командиров; об Асандере в дальнейшем не было сведений.

Прежде чем продолжить поход, Александру предстояло управиться со Спитаменом. Ранней весной 328 г. до н. э. царь взялся за это трудное дело, оставив в Бактрии Кратера с четырьмя отрядами. Когда, при переходе через Оксус, воины готовились установить шатер для Александра, они обнаружили в этом месте два потока, водный и нефтяной. Прорицатель Армстандр истолковал это как знак трудностей на пути к победе. Царь разбил войско на пять мобильных отрядов под собственным началом и под началом Гефестиона, Птолемея, Пердикки и Кена. Они стали прочесывать всю область, гася местные очаги сопротивления и поддерживая связь с укреплениями. Такая же система около этого времени была использована в Западной Бактрии (Маргиане).

Они захватывали существующие укрепления и строили новые в горах, на небольшом расстоянии одно от другого.

Между тем Спитамен находился за пределами досягаемости Александра, среди кочевников-массагетов, где собирал большое конное войско. Для наблюдения за ним царь послал Кена и Артабаза, но Спитамен без труда ускользнул от их разведчиков, вторгся с юга в Бактрию и опустошил область Бактры, рассеяв македонских ветеранов, пытавшихся ему помешать. Узнав об этом, Кратер со своими людьми бросился в погоню за Спитаменом и настиг его отряд на краю пустыни. Произошла схватка, в которой погибли 150 масса гетов. Но остальные, включая самого Спитамена, как обычно, исчезли в степи, и Кратер счел нецелесообразным их преследование.

Обстановка при дворе царя накалилась. То, что казалось небольшой кампанией, переросло в затяжную войну. Обострились отношения между ветеранами Филиппа и восточно ориентированными греческими придворными Александра. Во время одного из пиров у людей развязались языки, поговорка «истина – в вине» нашла свое подтверждение.

Александр, подстрекаемый подхалимами, расхвастался своими свершениями. Льстецы сравнивали подвиги царя с подвигами Геракла. Возможно, это делалось специально, чтобы спровоцировать недовольство старой гвардии. Во всяком случае, Клит, раздраженный и этой лестью, и ориентализмом самого царя, заявил, что подобные речи – кощунство. Александр, услышав это, был уязвлен.

Между тем его льстецы начали всячески принижать достижения Филиппа, чему сам царь не препятствовал. Клит же стал ревностно защищать Филиппа, «поставив его достижения выше новых побед». Это, как пишет Курций, «привело к спору между старшими и младшими воинами». Но дело было не только в возрасте. Речь шла о серьезных противоречиях – между ориентализмом и национализмом, между простотой и хитростью, между свободой речи и льстивым конформизмом.

Сам Александр подлил масла в огонь, предоставив слово греку-певцу, который выступил с насмешливой песней, задевавшей достоинство некоторых (неназванных) македонских военачальников, недавно потерпевших поражение. Клит, не стерпевший этого, закричал, что постыдно перед лицом врагов и варваров оскорблять македонян, которые гораздо лучше тех, кто над ними смеется, пусть их и постигло несчастье. В ответ царь заметил, что именовать трусость несчастьем довольно странно.

– Эта моя, как ты ее называешь, трусость спасла твою жизнь при Гранике! – закричал Клит. – Это благодаря крови и ранам македонских воинов ты вознесся так высоко, что теперь, забыв о Филиппе, ты называешь своим отцом Амона.

Ответ Александра был показателен:

– Ты ведь всегда обо мне так говоришь, верно? Вот где источник раздоров между македонянами. Не думай, что это пройдет тебе даром.

– Послушай, Александр. – Клит намеренно называл царя просто по имени, как это было принято при Филиппе. – Разве уже сейчас мы не поплатились? Какую награду мы получили за все наши труды? Те, кто пал в бою, оказались самыми счастливыми – они не дожили до того времени, когда македонян начали сечь мидийскими розгами или они вынуждены идти на поклон к персам, чтобы получить доступ к собственному царю.

При этих словах поднялся страшный шум, а царь, который, может быть, не был так пьян, как притворялся, насмешливо заметил, обращаясь к двум грекам-придворным:

– Не чувствуете ли себя вы, греки, среди македонян, словно полубоги среди зверей?

В общем шуме Клит, вероятно, не расслышал последних слов царя, который, возможно, и хотел его спровоцировать. Старый воин заорал, что Александру следовало бы или высказываться без обиняков, или не приглашать на пир свободных людей, говорящих то, что они думают, а только рабов и варваров, готовых поклоняться его персидскому поясу и белому хитону.

Придя в ярость, Александр швырнул в Клита первый попавшийся предмет (им оказалось яблоко) и стал искать свой меч, который предусмотрительно ото двинул в сторону один из его гвардейцев. Близкие друзья царя, Пердикка, Лизимах, Леоннат, окружили его, чтобы насильно заставить сесть. Александр яростно сопротивлялся и кричал, что это – заговор, что его предали, как и Дария. Клит же, выведенный из зала, но вошедший в другую дверь, успел процитировать стих из «Андромахи» Еврипида: «Какой плохой обычай есть у эллинов…» Александр прекрасно понял, о чем идет речь. Дальше следовали строки:

Александр вскочил, выхватил копье у одного из охранников и поразил Клита, убив его на месте. Движимый внезапным раскаянием, Александр извлек копье из тела старого товарища и пытался пронзить им себя, но его друзьям удалось воспрепятствовать этому. После этого царь заперся в своих покоях и пробыл там три дня, не принимая ни пищи, ни питья. Трудно сказать, когда искреннее горе перешло в этом случае в рассчитанную игру. Известен только результат. Приближенные Александра действительно испугались, что он может уморить себя голодом, оставив их без вождя в дальней варварской стране, и сделали все, чтобы изменить его настрой.

Страница