– Цветочек! – прокричал капитан-лейтенант. – Это ловушка! Ты слышишь, цветочек! Отступай! Сигнал – приманка! Отступай!
– Что на приборах? – закричал Олт, разворачивая перископ по кругу. – Есть цель?
– Абсолютно нет! – испуганно взвизгнул Цылт. – Все то же самое.
– То же самое! – с горечью повторил Олт; он тоже ничего не видел, кроме неумолимо надвигающейся мглистой стены.
– Что делать, командир? – спросил, стуча зубами, Нейлт.
Олт оторвался от перископа, вытер лицо рукавом. В эфире трещали и стенали помехи. Командир надеялся, что кому-нибудь из отряда Тыг-Тага все же удастся выйти на связь. Но хронометр отсчитывал мгновения за мгновением, и не было слышно ни слов, ни криков, ни даже бурления пузырей. И хотя все подводники с «Гордости Центурии» давно тронулись умом, но дураками они не были. Каждый понимал, что внутри пирамиды произошло нечто непоправимое. И теперь оно угрожает подводной лодке, несмотря на то, что приборы не в состоянии определить цель.
И тогда Олт отдал такой же приказ, что и грог-адмирал временем раньше:
– Второй и четвертый торпедный аппараты – к бою!
Он снова приник к окулярам и рявкнул:
– Огонь!
«Гордость Центурии» вздрогнула, и это было сродни экстазу. Слишком долго могучий линкор использовали, словно плавучий сумасшедший дом. Крушить неприятеля, сеять смерть, нападать исподтишка или даже в открытую, держать врагов в страхе – таково было предназначение этого подводного корабля. И вот, наконец, «Гордость Центурии» получила шанс показать себя в океане Сырой планеты.
Две торпеды вонзились в облако мути, взвихрили его винтами. Через пять мгновений грянул взрыв. Гидродинамический удар пришелся в правую скулу подлодки, и все, кто находился внутри «Гордости Центурии», были вынуждены схватиться за что-нибудь или же повалиться на палубу. Взрывная волна принесла с собой муть, вырвавшуюся из пирамиды. Эта грязная мгла обволокла подлодку и ослепила перископы.
– Прямое попадание! – доложил Цулт, глядя, как на экранах заново выстраивается изображение цели; это уже была не пирамида, а фундамент, окруженный обломками разной величины, которые разбросало повсюду в радиусе половины ого-отрезка. – Цель уничтожена!
– Молодцы! – Олт поймал себя на том, что чуть было не сказал «цветочки».
Раскисли и размякли, снова упрекнул он себя. Подводники, для которых на Центурии каждый день службы – это подвиг, сейчас моргают и утирают украдкой носы, словно увлеченные мелодраматическим сериалом домохозяйки.
– Полный назад! – приказал Олт и устало опустился в свое кресло. – Доклад со всех постов!
Потянулась череда рапортов, Олт кивал и утирал испарину. Вроде все было в порядке. Если не считать того, что команда одним махом лишилась трех офицеров и четырех матросов.
Что их убило? Зачем?
Во всяком случае, если это была ловушка, как сказал Тыг-Таг перед смертью, то ловушка эта уничтожена. И не мешало бы отправить еще одну группу водолазов для того, чтобы исследовать развалины и установить причину гибели…
– Это Пырм, – раздался голос стармеха. – Все четыре фильтратора сдохли, – объявил он, как обычно сипло дыша.
– То есть – сдохли? – спохватился Олт.
– Вначале датчики показали резкое изменение химического состава внешней среды, – быстро проговорил Пырм, – а потом фильтраторы одновременно отключились.
– Выясняй, Пырм! – приказал усталым голосом Олт. – Может, это реакция на ударную волну. Глюк системы…
– Командир! – включился в разговор начальник «химиков». – У нас реакторы синтеза ополоумели!
Олт втянул воздух сквозь стиснутые зубы.
Он понял, что ловушка сработала. Слишком поздно «Гордость Центурии» торпедировала пирамиду. Грог-адмирал, оказывается, был прав! Какое-то сверхъестественное чутье – или то, что позволяет ему разучивать музыкальные пьесы Кыга Эгльянского, не имея нот, или просто интуиция старого подводника – помогло ему заблаговременно определить неприятеля и отдать приказ о его уничтожении. И если бы Олт не вмешался…
Что ж, теперь выкручивайся, господин капитан высокого ранга!
– Во всех реакторах синтезируется какая-то серая хреновина. Похожа на блевотину, – брезгливо сообщил «химик». – Мы не можем остановить процесс, компьютер завис наглухо.
– Закрыть водозаборы фильтраторов! – приказал Олт. – Химлабораторию – на карантин! Объявить биологическую опасность первой степени по всему кораблю!
5
Братьев Миху и Воху Шимчуков воспитывали женщины.
Бабушка – Вера Ивановна Шимчук – долгое время занимала должность парторга на «Уралмаше», мать – Елена Юрьевна Шимчук – была известным в Екатеринбурге хирургом-ортопедом. Обе женщины жили без мужей. Супруг Веры Ивановны умер от лимфомы через два года после свадьбы, а Елене Юрьевне вообще не довелось когда-нибудь надевать белое платье и фату. Елена Юрьевна была крупной дамой высокого роста с сильными, как у тяжелоатлета, плечами и руками. Успехом у мужчин она не пользовалась, но однажды легко заглотила крючок, подброшенный проходимцем и любителем отношений на одну ночь, в результате чего на свет появились Миха и Воха.
С детства мальчишкам приходилось впитывать всю ту неприязнь и обиду, которые накопились у матери и у бабушки по отношению к мужчинам. «Вы не правы! – слышали они. – Вы виноваты во всех бедах! Вы – хуже других! Просите прощения!» Братья росли, женщины старели, только упреки и нравоучения, которыми Миху и Воху потчевали день и ночь, оставались прежними.
«Молчите и слушайте! Терпите – вы мужчины! Не делайте ничего, а то будет хуже! Сидите дома, а то вдруг что-то произойдет!»
Само собой, с девушками у братьев не ладилось. Рослые, богатырского сложения… но прыщавые, как пупырчатые огурцы, и застенчивые до косноязычия. К тому же в семье Шимчуков любовь была грязной темой. Насчет сверстниц Михи и Вохи мама и бабушка всегда сходились во мнении: проститутки, тупицы, накрашенное быдло, хулиганки, жеманные куклы; лучше держаться от таких подальше.
Поэтому к завершению школы в душе у Михи и Вохи закрепилось патологически двойственное и очень сильное чувство: они боготворили и одновременно боялись до дрожи в коленях всех женщин. Всех без исключения.
Близнецы не знали, что такое ласка или теплые слова. И хотя они не обсуждали это друг с другом, но подсознательно догадывались, что матери и бабушке по душе осыпать их упреками, читать морализаторские монологи и бросаться оскорблениями. Таким образом, эти две самые главные в жизни братьев женщины получали эрзац наслаждения и моральную разрядку. Братья давно смирились с ролью мальчиков для битья и далее играли ее истово, с полной самоотдачей. Они научились получать свои кванты удовольствия. Миха и Воха прочно прописались на уродливой, изнаночной стороне любви, практически без надежды разорвать круг: ловили кайф от того, что мама и бабушка ловят кайф, все сильнее коверкая и без того покалеченные личности близнецов.