Ирод Великий. Двуликий правитель Иудеи - читать онлайн книгу. Автор: Майкл Грант cтр.№ 50

Но тут можно услышать третье критическое замечание в адрес Ирода, а на него ответить труднее, чем на предыдущие. В своих эллинистических порывах он слишком отчетливо давал понять, что не чувствует себя полнокровным иудеем, и тем самым создавал себе препятствия при ведении дел. Но это не означает, что его политика была ошибочной.

Ироду также можно поставить в вину репрессии, к которым он прибегал, проталкивая свою политику. Нам, не правящим Иудеей I столетия до н.э. они представляются непростительно жестокими. Ему же казалось совершенно обязательным уничтожать тех, кто пытался саботировать политику, от которой зависело будущее страны. Испытавшие на себе его тяжелую руку, действовавшую во имя дела, считавшегося им крайне важным, гарантировали его будущее бесчестие. Так он стал Иродом-злодеем, персонажем многих легенд, включая «избиение младенцев»: история вымышленная, хотя в одном отношении и основанная на том, что может оказаться историческим фактом, поскольку Иисус Христос, вероятно, родился в один из последних годов царствия Ирода. Предполагаемый день избиения, 28 декабря, вошел в христианский календарь; что касается иудеев, они стали отмечать день смерти Ирода как большой праздник.

Однако иудеи в других странах поступили иначе, они устраивали праздники, отдавая должное его памяти. И даже в самой Иудее, как мы видели, его политические приверженцы с гордостью называли себя иродианцами. Еще при его жизни среди саддукеев и фарисеев многие видные деятели были готовы оказывать ему по крайней мере пассивную поддержку, потому что иудаизм, относившийся римлянами к дозволенной и приемлемой вере, мало что выигрывал и терял все в случае революции.

Такие же одобрительные суждения можно было услышать и от более скромных иудейских кругов. Кроме небольших групп разорившихся аристократов да мессианствующих экстремистов, иудеи никогда не жили так хорошо. Простые крестьяне, торговцы и горожане преуспевали и чувствовали это, а масштабные общественные работы обеспечили полную занятость и положили конец общественным волнениям. Когда после смерти Ирода всплыли недовольные, его друг Николай Дамасский не замедлил отметить, что при его жизни их не было слышно (см, главу 11). Правда, это отчасти свидетельствовало о хорошей работе службы осведомителей, но в то же время благодаря тому, что можно было спокойно работать и поводов для жалоб не имелось.

Что Ирод дал царству, так это мир. Такое положение, весьма необычное для Иудеи, продолжалось, лишь с незначительными заминками на окраинах, целых 33 года его царствования. Более того, это был мир без вмешательства римских чиновников. Ирод мог справедливо утверждать, что на всем протяжении его долгого правления Август ни разу не потребовал от него принять римских поселенцев из числа бывших воинов и что он не пустил в страну римских чиновников и мытарей — преимущество, которое его народ смог оценить через десять лет после его смерти, когда эти функционеры хлынули в страну.

С другой стороны, в его проримской программе существовал один аспект, который означал больше чем стремление просто избежать прямого правления римлян: Ирод искренне стремился интегрировать иудаизм и иудеев в окружающий мир. Один из побудительных мотивов такого желания лежал в области психологии и был не особенно похвальным. Если даже все старания Николая придали ему, говоря словами У. У. Тарна, всего лишь «умеренный глянец», он жаждал восхищения этого другого купающегося в роскоши изысканного мира. Он хотел быть своим в обоих мирах, греко-римском и иудейском, и ни в одном из них по-настоящему не чувствовал себя достаточно свободно. Иудей по религии, идумей и араб по происхождению, грек по культурным наклонностям, римлянин по политическим пристрастиям — все эти разнообразные природные задатки и приобретенные склонности неуютно уживались в его сознании и душе. Однако говорить, что он не имел корней и постоянно стремился менять одну традицию на другую, было бы несправедливым по отношению к подлинным движущим силам его космополитизма. Ибо он был непоколебимо убежден, что страна может выжить, лишь объединившись, в меру своих сил, с большим внешним миром, тем более что эта цель становилась все более осуществимой, благодаря тому что подвластная ему выросшая территория включала множество неиудейских земель.

Сегодня израильтяне активно обсуждают вопрос, имеет ли Ирод право на титул «царя Израиля». Одни согласны, другие возражают, утверждая, что он слишком выхолостил само понятие «Израиль». И еще вопрос — заслуживает ли он называться Великим? При жизни его так не называли.

Позднее его внук и правнук, Агриппа I и Агриппа II, называли себя «Великими царями». Титул этот к тому времени выглядел не таким уж славным символом крошечных царств. Но сам Ирод не называл себя Великим. Когда Иосиф употребляет этот термин применительно к нему, то у него он означает «старший», чтобы отличить его от других Иродов.

Однако пока его рассудок оставался незатронутым болезнью, он поднялся до высот величия, недостижимых ни для одного из его современников, не являвшихся римлянами. Он посвятил все свои исключительные способности одной цели — превратить Иудею в мирную, влиятельную, процветающую страну в той мере, насколько это было возможно в мире, где господствовала могущественная держава. Его никогда не прельщала восточная держава Парфия с ее низким уровнем организации и культуры. Во многом он напоминал царя Давида. Но перед Иродом стояла более трудная задача, потому что он должен был добиваться своих целей под тенью другой, всемогущей державы.

Ирод походил на Давида и своей трагической семейной жизнью. Ее во многих подробностях описал Иосиф, поскольку главный осведомитель историка Николай Дамасский находился в центре этих трагических событий. Чудовищный рассказ. Однако стоит познакомиться с тем, как представляет себе Конор Круз О'Брайен воображаемое оправдание Ирода перед современными критиками. Когда его выставляют в неблагоприятном свете, сравнивая с целым рядом обоготворяемых правителей и государственных деятелей XX века, он напоминает аудитории, что за этими нынешними героями числится куда больше загубленных жизней. Правда, эти убийства совершались не в домашних стенах. Но если исходить из строгих этических требований, намного ли пристойнее истреблять тысячи людей в не имеющих нравственного оправдания сомнительных войнах?

Ужасы Иродова двора по-прежнему потрясают воображение. Но пока в последние годы его жизни они не стали отражаться на мировых событиях и касаться лично Августа, это не очень влияло на нашу оценку его благо— или злодеяний. Тем более, из того, что мы знаем о других восточно-средиземноморских дворах тех столетий, ужасы иерусалимского двора были далеко не единственными в своем роде. Они просто лучше известны благодаря тому, что случайно сохранились повествования Иосифа. Мы практически ничего не знаем об образе жизни множества других дворов поздних эллинистических монархов, за исключением немногих страшных деталей, которые наводят на мысль, сколько же мерзостей скрыло от нас время. Нельзя с полным правом принимать за истину и высокомерное азиатское мнение, что во всех этих семейных расправах есть нечто восточное; достаточно взглянуть на страницы Тацита и Светония, чтобы припомнить, что и в имперском Риме кипели кровавые семейные конфликты. В самом деле, даже великий Август, кажется, приказал убить внука. Но это было ничто в сравнении с деяниями его преемников, изо всех сил старавшихся, говоря словами Гамлета, «переиродить Ирода».