Империя должна умереть - читать онлайн книгу. Автор: Михаил Зыгарь cтр.№ 178

Но и маршрут через Германию вызывает у товарищей Мартова большие сомнения. Впрочем, у главного меньшевика есть план: он рассчитывает на помощь влиятельных товарищей из России, в том числе Чхеидзе, меньшевика и председателя исполкома Петросовета. Мартов хочет, чтобы новое российское правительство обменяло немецких военнопленных, которые находятся на территории России, на группу революционеров, которые фактически сидят в плену в нейтральной Швейцарии. Мартов, конечно, опасается, что в суматохе новой жизни взявшие власть однопартийцы могли забыть своих товарищей-эмигрантов, но все же забрасывает их письмами. А также пишет Горькому, Короленко и другим известным знакомым с просьбой помочь приехать на родину.

Ульянов же понимает, что, в отличие от Мартова, у него высокопоставленных друзей на родине нет. В Петросовете есть, конечно, пара большевиков – но они не имеют вообще никакого влияния и помочь своему лидеру не могут.

Надежда Крупская вспоминает, что ее муж теряет сон. Он все время выдумывает какие-то планы побега из Швейцарии. Первый вариант – улететь на аэроплане – без документов практически невозможен. Второй – добыть (для себя и Зиновьева) паспорта шведов и проехать по ним. Правда, они с Зиновьевым не знают ни слова по-шведски, поэтому нужны паспорта глухонемых шведов. Ульянов не шутит – он даже посылает живущему в Стокгольме товарищу Якубу Ганецкому свою фотографию, чтоб тот нашел похожего глухонемого шведа. Крупская шутит над мужем: «Не выйдет, можно во сне проговориться. Приснятся ночью кадеты, будешь сквозь сон говорить: сволочь, сволочь. Вот и узнают, что не швед».

Еще Ульянов просит однопартийца Вячеслава Карпинского отдать ему свой паспорт и спрятаться в санатории в Альпах, но Карпинский отказывается. Наконец, четвертый план – это проезд через Германию. Ленин посылает другого товарища, Карла Радека, встретиться с немецким послом в Швейцарии. Радек передает послу условия Ленина: германское правительство пропускает всех желающих ехать, не спрашивая их фамилий. Проезжающие пользуются экстерриториальностью, никто по дороге не имеет права вступать с ними в переговоры. «Извините, кажется, не я прошу разрешения проезда через Россию, а господин Ульянов и другие просят у меня разрешения проехать через Германию, – недоумевает посол. – Это мы имеем право ставить условия». Тем не менее он передает требования большевиков в Берлин.

Одновременно переговоры с немецким послом в Дании на ту же тему начинает Александр Парвус – бывший товарищ Троцкого по Петросовету 1905 года, друг большевиков, а одновременно – делец-авантюрист с обширными связями в Германии.

Большая часть каторжников, сосланных царскими властями в Сибирь, узнает о революции в России не раньше, чем швейцарские эмигранты. В тот же день, 2 марта, когда Ленин с Крупской жадно читают газеты на стенде у озера, новость о революции доходит до Иркутска, столицы Восточной Сибири. На улицы высыпают толпы людей с красными флагами, начинаются митинги, произносятся речи. Атмосфера «живо напоминает день 18 октября 1905 года в Петербурге, – вспоминает один из ссыльных, – то же опьянение, та же неуверенность, та же смутная тревога. Но есть и существенное различие: на этот раз "войска с народом"».

Узнав о революции, 36-летний бывший депутат Госдумы Герасим Махарадзе бежит на вокзал – он торопится в село Усолье, чтобы рассказать о произошедшем своему другу Ираклию Церетели, самому известному политзаключенному в России. Они оба, Церетели и Махарадзе, были депутатами Второй думы от грузинского города Кутаиси, оба в 1907 году были обвинены Столыпиным в попытке государственного переворота, оба сосланы в Восточную Сибирь, за 6000 километров от Грузии.

Махарадзе быстро находит Церетели, на следующий день они вместе въезжают в город как победители. Иркутск – давняя столица русской ссылки. Здесь жили высланные в начале XIX века декабристы, высшие офицеры, мечтавшие превратить Россию в конституционную монархию. В начале ХХ века тут живут российские социал-демократы, мечтающие сделать Россию демократической республикой. До сих пор они, в том числе Церетели, собирались здесь нелегально, чтобы обсудить последние новости. 3 марта они собираются, чтобы создать Иркутский совет рабочих депутатов – новую революционную власть. Ираклий Церетели и другой ссыльный, эсер Абрам Гоц, родной брат покойного идеолога партии Михаила Гоца, выступают перед солдатами, их приветствуют криками «Да здравствует свободная Россия!» и «Да здравствуют свободные солдаты!».

Уже на следующий день Церетели приходится вмешаться в конфликт между иркутскими солдатами и офицерами. «Мы – сила», – говорят солдаты, отказываясь подчиняться офицерам. «Вы сила, – отвечает им ссыльный депутат, – поскольку вы выполняете волю народа. Но в тот момент, когда вы вздумаете свои желания ставить выше его воли, вы превратитесь в ничтожную кучку бунтовщиков». Его твердость производит на солдат впечатление, конфликт улажен.

Церетели проводит в Иркутске неделю, пока ситуация окончательно не стабилизируется. 10 марта он вместе с другими ссыльными садится в поезд, который отправляется в Петроград. Украшенный флагами и плакатами, «поезд членов Второй думы» идет со всеми остановками – почти на всех станциях пассажиры выступают перед местным населением.

Сам Церетели не выступает, он болеет и потому не выходит из купе, читает газеты и обдумывает план. Главное – договориться об объединении всех прежних оппозиционеров, оставить в прошлом все споры, чтобы вместе строить новую российскую демократию. Для этого, говорит Церетели соседям по купе, ему надо лично встретиться с Лениным – «объяснить ему пагубность для российской революции максималистских опытов и сговориться с ним о совместных действиях».

В это же время из Красноярска выезжает другая живая легенда, Бабушка Брешко-Брешковская. Ее больше всего поражает, что чиновники словно испарились – по всей стране их нет; но при этом всюду полнейший порядок: «люди пребывают в благоговейном настроении, будучи уверены, что на землю наконец пришла справедливость». Она, впрочем, в отличие от бывших депутатов, в Петроград совсем не торопится. Легендарную каторжанку везут целый месяц, как новую королеву, по всем крупнейшим городам от Красноярска до Петрограда, и тысячи людей выходят на встречу с Бабушкой русской революции.

В Петрограде тем временем многие ощущают, что появились невиданные раньше возможности, что сейчас нужно действовать – потому что есть шанс сделать то, о чем мечталось всю жизнь.

Утром 4 марта в доме художника Александра Бенуа раздается телефонный звонок. Это его коллега, Кузьма Петров-Водкин, зовет срочно идти к Горькому – там собираются представители творческой интеллигенции, чтобы выбрать своего кандидата в «министры искусств». По словам Петрова-Водкина, очевидный кандидат – Дягилев. Бенуа начинает обзванивать других друзей – они тоже полны энтузиазма. Художник Константин Сомов говорит, что, ввиду фактического упразднения министерства Двора, «необходимо предупредить другие партии и захватить власть!»

После обеда все собираются у Горького – народу очень много, маленькая гостиная забита под завязку. Бенуа вспоминает, что заседание получается бестолковое: Горький несколько раз повторяет, что «сами художники должны теперь взять в свои руки охрану музеев», его жена Мария Андреева взывает к Шаляпину (чтобы он «спас русский театр»), «гулко и грубо бранится громадный хулиган Маяковский в солдатской форме». В итоге выбирают делегатов (Бенуа, Горького, Шаляпина, Рериха и еще нескольких художников), которые на следующий день должны идти в Думу.