Вяземский - читать онлайн книгу. Автор: Вячеслав Бондаренко cтр.№ 120

Тем не менее второй том опять был отпечатан тиражом в 2400 экземпляров.

* * *

Для второго тома Вяземский в конце марта закончил еще две критические работы — обе «наполеоновские»: «Наполеон и Юлий Цезарь», рецензию на изданные в Париже комментарии Наполеона к запискам Цезаря, и «Наполеон, новая поэма Э. Кине» — рецензию на поэму Эдгара Кине, присланную Тургеневым. «Начал я читать «Наполеона»… — писал другу Вяземский 7 марта. — Кажется, много вздора!.. Наполеона станет на Эдгара Кине, но Кине не стало на Наполеона». Похвалив Кине за жанровое разнообразие его поэмы (в ее рамках — и ода, и баллада, и элегия), Вяземский все же предъявляет немало претензий к французскому поэту — и заодно ко всей новейшей французской литературе. Он считает ее манерной, склонной к дешевым эффектам и сравнивает с дикаркой, которая ходит голой, но с серьгами в ноздрях. «Где искать любви после романов Кребильона-сына, Лакло, Луве и Жоржа Занда, женщины, которая пишет, как прежде мужчины не читали? — прорывается в авторе раздражение против современной прозы, но Вяземский тут же берет себя в руки и примирительно заключает: — Всему есть время, и возраст на возраст не приходится»… Кстати, недовольство Вяземского вовсе не распространялось на Альфреда де Мюссе, которого он считал достойным наследником Констана, и на Бальзака, которого он читал с удовольствием.

11 июня князь получил неожиданный подарок из Баварии: сотрудник русской миссии в Мюнхене князь Иван Гагарин, двоюродный племянник Веры Федоровны, привез ему большую подборку стихотворений Федора Тютчева. Тютчев рассчитывал опубликовать их в «Современнике»… Через несколько дней Гагарин зашел к Вяземскому домой около полуночи и долго не мог прийти в себя от изумления и радости: у Вяземского сидел Жуковский, и оба они, перебивая друг друга, вслух читали тютчевские стихи. Попутно делали замечания, и Гагарин с радостью видел, что поэты смогли понять и оценить собрата… Тут же они решили отобрать пять-шесть стихотворений для второго тома журнала. Пушкин увеличил эту цифру до двадцати пяти и «носился», по воспоминаниям Юрия Самарина, с тютчевскими стихами целую неделю.

6 июля вышел второй «Современник». Вяземского в нем было как никогда много — целых три статьи: «Ревизор», «Наполеон и Юлий Цезарь» и рецензия на поэму Кине, кроме того, заметка от редакции. Две статьи без подписи принадлежали самому Пушкину, одна — Владимиру Одоевскому, были стихи Кольцова, записки «кавалерист-девицы» Надежды Дуровой; открывала номер великолепная тютчевская подборка. Но очередную книжку и читатели, и критика приняли в штыки. Белинский в «Молве» вылил на журнал целый ушат грязи: второй том не дал читателю «ровнехонько ничего», «в «Современнике» участия Пушкина нет решительно никакого», и вообще журнал этот «не будет иметь никакого достоинства и не получит ни малейшего успеха» — для такого вывода достаточно было того, что его издателем является Пушкин!.. Такой наглости себе не позволял ни один русский критик, даже самый разнузданный, — ни Полевой, ни Булгарин, ни Сенковский… Да, Пушкин был для них конкурентом, они могли его не любить, колоть всякими частностями, но не уважать Пушкина, не признавать его главой русской литературы они не могли. Для Белинского же, похоже, никаких авторитетов не существовало. Еще в 1834 году он писал: «Мы не узнаем Пушкина: он умер или, может быть, только обмер на время. Может быть, его уже нет, а может быть, он и воскреснет… Тридцатым годом кончился, или, лучше сказать, внезапно оборвался период Пушкинский, так как кончился и сам Пушкин». Два года спустя, в марте 1836-го, рецензируя IV том «Стихотворений Александра Пушкина», Белинский был по-прежнему резок: «Вообще очень мало утешительного можно сказать об этой «четвертой» части стихотворений Пушкина. Конечно, в ней виден закат таланта…». Впрочем, развенчивал Белинский не только Пушкина. «Слабые искорки» он видел, например, в чудесной поэзии Баратынского. А Бенедиктова, которым восторгались и столицы и провинция, и вовсе ославил пошлым эпигоном, предсказав скорый его закат…

Итак, пренебрежительно отмахнувшись от издателя, Белинский опять принимается за «Современник»: он, оказывается, «есть журнал “светский”… это петербургский “Наблюдатель”». Кое-какой похвалы ретивого критика удостоились только записки Дуровой да «Урожай» Кольцова, «местами блещущий искорками поэзии». Что касается статей Вяземского, то, по мнению Белинского, «разборы “Ревизора” г. Гоголя и “Наполеона”, поэмы Эдгара Кине, подписанные литерою В., должны совершенно уронить “Современника”».

Достаточно ознакомиться со статьями о «Ревизоре», опубликованными в русской печати в 1836 году, чтобы убедиться: статья Вяземского была лучшей. Это непреложный факт. Так считал в числе других и сам Гоголь. Но Белинский был задет обширным пассажем Вяземского о «порядочных лакеях» и «порядочных людях», о большом свете и провинциалах, которым никогда не увидеть света… Это было о нем, о сыне выслужившего в 1830 году дворянство флотского лекаря Белынского, внуке священника. Но Белинский чувствовал: будущее именно за такими людьми. И, чувствуя свою силу и одновременно оскорбляясь своим ничтожеством, он в ответ всласть поиздевался над «светскостью» Вяземского, считающего, что главное в жизни — умение ловко садиться в кресла и держаться в обществе просто и естественно… Так впервые показала Вяземскому свои зубы грядущая демократическая эпоха русской литературы и русской жизни — ее Реальный век, как назвал его сам князь.

Впрочем, к беспардонной ругани разночинных борзописцев ему было не привыкать. Он достаточно пообщался с Полевым, знавал Булгарина… Белинским больше, Белинским меньше — какая разница?.. Вывести Вяземского из себя нападками в печати было мудрено.

Но дело было даже не в этом. Своим нигилизмом, своим отрицанием Пушкина Белинский вольно или невольно рыл ему могилу. Публика, читая рецензии критика, верила, что «Современник» скучен и сух, что это «светский» журнал для узкого круга — и не покупала его, убивая Пушкина. Второй том был снова распродан в количестве 700 экземпляров. «Библиотеку для чтения» читало всемеро больше людей…

Конечно, 700 читателей «Современника» — это элита, сливки русского интеллектуального общества, и любители пикантных повестей Барона Брамбеуса, отставные штабс-ротмистры и провинциальные коллежские асессоры, им не чета. Но коль скоро Пушкин ввязался в серьезную журнальную конкуренцию, он должен был играть по правилам рынка или не играть вовсе. Арифметика элементарная: 700 читателей приносили всемеро меньше денег, чем 5 тысяч.

Сжав зубы от отвращения, Пушкин впервые в жизни занимался серьезным бизнесом. И ради успеха «Современника» хотел привлечь в свой журнал даже… Белинского. Весной 1836 года, во время визита Пушкина в Москву, они так и не познакомились, Пушкин лишь передал Белинскому через Нащокина первый том «Современника» (на который Белинский отреагировал снисходительным отзывом…). Но, оставив без внимания тон этой рецензии и даже разгромный отклик на второй том, осенью Пушкин (снова через Нащокина) пригласил Белинского сотрудничать в своем журнале. Тот отвечал согласием. Вяземскому об этих планах Пушкина не было известно — только в 1873 году до него дошли туманные слухи о готовившемся участии Белинского в «Современнике»…